Ван Гог. Письма

После разрыва с фирмой Гупиль и К° в жизни Ван Гога наступает длительный период
поисков и блужданий. Его всегдашнее желание быть полезным людям находит в это время
выход в стремлении стать учителем, а затем, под влиянием усиливающегося болезненного
интереса к религиозным вопросам, проповедником. В апреле 1876 г. он с согласия родителей
принимает место учителя и воспитателя в частной школе мистера Стокса в Рамсгейте в
Англии. В июне школа, а вместе с ней и Винсент переезжают в Айлворт. Перерыв в занятиях
он использует для посещения Лондона и Уэлина, где в это время живет его сестра Анна. С 1
июля он работает помощником проповедника в школе методистского пастора мистера
Джонза.
61 Рамсгейт, 17 апреля 1876
Вчера в час дня я благополучно прибыл сюда. Одним из моих первых впечатлений было
окно этой не очень большой школы, выходящее на море.
Это интернат, в нем двадцать четыре мальчика в возрасте от десяти до четырнадцати
лет.
Мистер Стоке уехал на несколько дней из города, поэтому я его еще не видел, но его
ждут обратно сегодня к вечеру.
Здесь есть еще один помощник учителя, молодой человек лет семнадцати.
Вчера вечером и сегодня днем мы все вместе совершили прогулку на берег моря.
Прилагаю к письму веточку морских водорослей.
Дома у моря выстроены большей частью из желтого камня, как на Нассаулаан в Гааге,
но они выше, и при них есть садики с кедрами и приятными темными, вечнозелеными кустами.
Есть здесь и гавань, набитая всевозможными судами и защищенная каменными дамбами, по
которым можно гулять. День вчера был пасмурный.
Позднее распакую свои сундуки, которые только что прибыли, и развешу кое-какие
гравюры у себя в комнате.
Теперь каникулы, и мне еще не надо давать уроки; мне не терпится познакомиться с
мистером Стоксом.
Мне пора на прогулку с мальчиками, a Dieu. 1
1 До свидания (франц.).
64 Рамсгейт, 1 мая 1876
Итак, ты спрашиваешь, чему я должен учить мальчиков.
Прежде всего, начаткам французского – ведь кое-кто из них начинал с немецкого;
кроме того, придется заниматься разными вещами, например, учить арифметике, проверять
уроки, делать диктанты и т. д. Пока что мне совсем не трудно – задавать уроки дело нехитрое;
добиться того, чтобы мальчики их учили, будет куда труднее.
Сегодня твой день рождения. Мысленно жму твою руку и от души снова желаю тебе
успехов и всего самого лучшего. Конечно, после уроков я должен еще присматривать за
мальчиками; поэтому я занят довольно много, а буду еще больше.
В прошлую субботу вечером я вымыл с полдюжины молодых людей; это я сделал скорее
не по обязанности, а по собственной охоте и потому что нужно было, чтобы мы вовремя со всем
управились.
Пробую также приохотить их к чтению; у меня с собой есть всякая всячина, которая ям
подходит, – «The wide, wide world» 1 и тому подобное.
66 Рамсгейт, 12 мая 1876
Как сильно простые люди в больших городах тянутся к религии! На каждой фабрике, в
каждой мастерской так мало работников, юность которых была интересной, красивой, чистой!
Городская жизнь отнимает у человека «the early dew of morning», 2 но не может, однако,
подавить в нем потребность в «the old, old story»: 3 сердце всегда остается сердцем. Элиот в
одной из своих книг описывает жизнь фабричных рабочих и т. д., которые объединились в
небольшую общину и совершали богослужения в одной часовне в Лантерн-ярд, и она называет
это «ни больше и ни меньше как царством божиим на земле».
1 «Широкий, широкий мир» (англ.).
2 Раннюю утреннюю росу (англ.).
3 Старой, старой истории (англ.).
Есть что-то трогательное в том, как тысячи людей устремляются послушать
проповедников.
67 Рамсгейт, 31 мая 1876
Писал ли я уже тебе о шторме, который недавно видел? Море было желтоватым,
особенно у берега; над горизонтом висела полоса света, а над нею масса громадных, темных,
серых туч, и видно было, как из них полосой низвергается дождь. Ветер сметал в море пыль с
белой тропинки в скалах и клонил к земле цветущие кусты боярышника и желтофиолей,
которые растут на утесах.
Справа – ноля молодой зеленой пшеницы, а вдали – город с его колокольнями,
мельницами, шиферными кровлями, построенными в готическом стиле домами и гаванью,
защищенной двумя уходящими в море дамбами. Он выглядит, как города, которые так часто
гравировал Альбрехт Дюрер. В прошлое воскресенье видел я также море. Правда, все было
темным, серым, но горизонт начинал светлеть. Было еще очень рано, но уже пел жаворонок и
соловьи в прибрежных садах. Вдали свет маяка, огни сторожевого судна и т. д.
В ту же ночь я смотрел на крыши домов, которые видны из окна моей комнаты, и на
верхушки вязов, темневших в ночном небе. Над крышами – звезда, одна-единственная, но
прекрасная, большая, приветливая. И я думал обо всех нас, и о своих уже ушедших годах, и о
нашем доме, и во мне родилось чувство, вылившееся в таких словах: «Не дай мне стать сыном,
которого стыдятся, и осени меня своим благословением не потому, что я заслужил его, а ради
моей матери. Ты есть любовь, преисполни же собою все. Без твоего благословения мы никогда
ничего не свертим».
Прилагаю маленький рисунок с видом из окна школы, через которое мальчики смотрят
вслед родителям, когда те, навестив детей, возвращаются на вокзал. Многим этот вид останется
памятен навсегда. Если бы ты его видел на этой неделе в дождливую погоду, особенно в
сумерки, когда зажигаются фонари и свет их отражается на мокрой мостовой. В такие дни у
мистера Стокса частенько бывает плохое настроение, и когда мальчики, по его мнению,
слишком шумят, случается, что вечером они не получают ни хлеба, ни чая.
Ах, если бы ты видел, как они выглядывают из окна! В этом есть нечто прямо-таки
тоскливое; еда и питье – вот и вся их радость, вот и все, что помогает им жить изо дня в день.
Очень хочется мне также, чтобы ты посмотрел, как через узкий коридорчик, по темной
лестнице, они поднимаются в столовую. В ней, однако, солнечно и уютно.
Другое любопытное место – комната с прогнившим полом, где мальчики умываются,
там стоят шесть тазов, на которые падает слабый свет, проникающий сквозь разбитые стекла
окна. Это тоже довольно грустное зрелище. И тем не менее я охотно проведу здесь зиму, чтобы
понять, что такое здешняя жизнь.
Мальчики посадили масляное пятно на твой рисунок, прости их.
69 У алии, 17 июня 1876
В прошлый понедельник я из Рамсгейта отправился в Лондон. Пешком – это
основательная прогулка; когда я уходил, было ужасно жарко, и так продолжалось до
Кентербери, куда я добрался уже под вечер. До ночи я прошел еще немного, затем набрел на
рощицу больших буков и вязов у какой-то речушки и немножко там передохнул.
В половине четвертого утра, как только рассвело и запели птицы, я снова пустился в
путь. В такое время хорошо идти. В полдень я достиг Четема, где вдалеке, за низкими, частично
затопленными лугами с разбросанными там и сям вязами, виднеется Темза и множество судов
на ней; здесь, как мне кажется, погода всегда пасмурная.
Мне повстречалась телега, и возчик подвез меня с милю, но потом зашел в трактир, и я
подумал, что он там задержится; поэтому я пошел дальше, к вечеру достиг так хорошо