Ван Гог. Письма

Где же плоды нашего труда и награда за него?» Видишь ли, когда я думаю обо всем атом и еще
о многих вещах, слишком многих, чтобы я мог тебе их перечислить, – о трудностях и заботах,
которые отнюдь не уменьшаются с возрастом, о страданиях, разочарованиях, о страхе перед
неудачей и даже позором, – тогда и мне не чуждо это желание – уйти от всего!
И все же я иду вперед, но осторожно и в надежде, что мне удастся побороть все эти
опасения, что я найду ответ на упреки, которые угрожают мне; иду с верой, что, несмотря на все
стоящие передо мной препятствия, я все же достигну желанной цели и, если захочет бог,
оправдаюсь в глазах тех, кого люблю, и тех, кто придет поело меня.
101 Амстердам, 12 июня 1877
У меня каждый день очень много дела, так что время идет быстро и дни кажутся
слишком короткими, даже когда я их немного растягиваю: я испытываю огромную потребность
двигаться вперед, хорошо и основательно изучить писание и, кроме того, узнать массу вещей,
например, то, что я переписал для тебя о Кромвеле: «Pas un jour sans une ligne». 1 Если я буду
каждый день упорно писать, читать, работать и учиться, я, несомненно, чего-то достигну…
1 «Ни дня без написанной строчки» (франц.).
Сегодня утром без четверти пять здесь началась ужасная гроза; чуть позже, под
проливным дождем, в ворота верфи влился первый поток рабочих. Я встал и вышел во двор,
захватив с собой несколько тетрадей. Я сел в беседке и стал их читать, одновременно наблюдая
за верфью и доками. Тополя, бузина и другие кусты гнулись под неистовым ветром, дождь
колотил по деревянным стапелям и палубам кораблей; шлюпки и пароходик шныряли взад и
вперед, а вдали у деревни, на противоположной стороне залива Эй, виднелись коричневые
быстро уходящие паруса, дома и деревья на Бейтенкант и пятна более ярких цветов – церкви.
Снова и снова слышались раскаты грома и сверкали молнии, небо было как на картине
Рейсдаля, низко над водой носились чайки.
Это было величественное зрелище и подлинное облегчение после вчерашней
томительной жары…
Ну, мне пора опять за работу: сегодня у меня нет урока, но зато завтра утром – два часа
подряд, а мне еще надо много приготовить. Историю Ветхого завета я прошел до Самуила
включительно, теперь сегодня вечером возьмусь за «Царства», а когда справлюсь с ними, ото
уже будет кое-что.
Когда я вот так пишу и пишу, я время от времени непроизвольно набрасываю небольшой
рисунок, вроде того, что недавно послал тебе; сегодня утром, например, я сделал набросок –
Илья в пустыне под грозовым небом; на переднем плане несколько терновых кустов; словом,
ничего особенного, но иногда все это так живо предстает передо мною, и я верю, что в такие
минуты мог бы говорить об этом с истинным воодушевлением. Дай бог, чтобы я когда-нибудь
получил такую возможность!
104 Амстердам, 3 августа 1877
Итак, ты был у Мауве и хорошо провел время; рисовал ли ты, пока был у него? Я тоже
один раз, за несколько дней до моей первой поездки в Лондон, был в мастерской у Вейсенбруха
и до сих пор сохраняю отчетливое воспоминание и о том. что я видел из его этюдов и картин, и
о нем самом. Когда снова будешь писать, расскажи мне о выставке, которая должна была
открыться вчера. Как много сюжетов для картин могли бы найти художники здесь, на верфи!..
Я изо дня в день делаю все, что в моих силах, чтобы втянуться в работу, особенно
латынь и греческий, и уже выполнил кучу переводов, состоящих из фраз, которые напоминают
мне старые школьные времена, например: «Какого весьма выдающегося философа приговорили
к смерти афиняне? Досточтимого мудреца Сократа. Наша жизнь походит на путешествие: мы
подвергаемся очень многим и очень большим бедствиям и злоключениям. Характер Одиссея и
виноградные лозы».
112 Амстердам, 30 октября 1877
Я целиком поглощен работой и думаю лишь об одном – как выдержать экзамены; обо
всем я советуюсь с Мендесом и организую свои занятия соответственно тому, как делал он,
потому что и сам охотно поступал бы так же. История восьмидесятилетней войны просто
замечательна: тот, кто посвятил свою жизнь подобной борьбе, поступает хорошо.
Действительно, жизнь есть борьба, мы должны держаться и драться, бодро и без уныния,
ставить себе цель и рассчитывать, как мы будем двигаться к ней. Чем дальше идешь по жизни,
тем более трудной она становится, и правильно говорится:
Неужто дорога все в гору идет?
Да, только в гору, друг мой.
И долго ль придется в пути нам пробыть?
С рассвета до тьмы ночной.
Но в борьбе со встающими перед нами трудностями возрастает внутренняя сила нашего
сердца, которое совершенствуется в жизненной борьбе (on grandit dans la tempete), 1 если,
конечно, мы стремимся сохранить наше сердце – источник всего, что бесхитростно, благостно,
щедро,– таким, чтобы наша совесть была чиста и перед богом и перед людьми.
1 В буре растешь (франц.).
114 Амстердам, 25 ноября 1877
Изучать историю очень полезно, для меня она – источник больших радостей, и я
считаю себя счастливым, что мне удалось кое-что узнать обо всех этих вещах. Сейчас я достал у
дяди Кора «Историю Англии для детей» Диккенса. Не знаю, писал ли я уже тебе об этом. Книга
эта – чистое золото; между прочим, я прочел в ней описание битвы при Гастингсе.
Думаю, что если внимательно прочесть несколько таких книг, как Мотли, Диккенс и
«Крестовые походы» Грусона, то можно исподволь составить себе верное и простое
представление об истории в целом.
117 Амстердам, 9 января 1878
К. М. спросил меня сегодня, нахожу ли я красивой «Фрину» Жерома, а я ответил, что
мне гораздо больше нравится уродливая женщина Израэльса или Милле или старуха Эд. Фрера.
Что, в сущности, значит такое красивое тело, как у этой Фрины? Физической красотой
обладают и звери, может быть, даже в большей степени, чем люди, но души, живущей в людях,
которых пишут Израэльс, Милле или Фрер, звери не имеют, а разве жизнь дана нам не затем,
чтобы мы обладали богатой душой, даже если при этом страдает наша внешность?
К картине Жерома я, со своей стороны, питаю очень мало симпатии, потому что не вижу
в ней ни малейшего признака одухотворенности: две руки, по виду которых можно сказать, что
они немало потрудились, красивее для меня, чем те, которые мы видим на этом полотне.
Еще большая разница существует между такой красивой девушкой и такими людьми,
как Паркер, или Фома Кемпийский, или героями произведений Мейссонье: любить такие
разные вещи одновременно и питать к ним симпатию так же невозможно, как служить двум
господам. И когда К. М. спросил меня, неужели я не испытываю никакого чувства к красивой
женщине или девушке, я ответил, что испытывал бы больше чувства и предпочел бы иметь дело
с женщиной уродливой, старой или нищей, словом, несчастной в любом отношении, но
обретшей душу и разум в жизненных испытаниях и горестях.
121 Амстердам, 3 апреля 1878
Я снова размышлял о том, что мы обсуждали, и мне невольно вспомнились слова: «nous
sommes aujourd'hui ce que nous etions hier». 1 Они не означают, что нужно остановиться на месте
и бояться развивать себя, напротив, делать это настоятельно необходимо. Однако, чтобы
соблюсти верность этим словам, надо не отступать и, начав смотреть на вещи чистым и