Видишь ли, бывают просто бездельники и бездельники, являющиеся
противоположностью первым.
Бывают бездельники по лени и слабости характера, по низости натуры; если хочешь,
можешь считать меня одним из них.
Есть и другие бездельники, бездельники поневоле, которые сгорают от жажды
действовать, но ничего не делают, потому что лишены возможности действовать, потому что
они как бы заключены в тюрьму, потому что у них нет того, без чего нельзя трудиться
плодотворно, потому что их довело до этого роковое стечение обстоятельств; такие люди не
всегда знают, на что они способны, но инстинктивно испытывают такое чувство: «И я кое на
что годен, и я имею право на существование! Я знаю, что могу быть совсем другим человеком!
Какую же пользу могу я принести, чему же могу я служить? Во мне есть нечто, но что?»
Это совсем другой род бездельников – если хочешь, можешь считать меня и таким.
Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего она
нужна; она отлично чувствует, что надо что-то делать, но не может этого сделать и не
представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удается вспомнить, затем у
нее рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: «Другие вьют гнезда,
зачинают птенцов и высиживают яйца», и вот уже она бьется головой о прутья клетки. Но
клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли…
Что же все это такое – выдумки, фантазия? Едва ли. И тогда спрашиваешь себя:
«Доколе же, господи? Неужели надолго, навсегда, навеки?»
А знаешь ли ты, что может разрушить тюрьму? Любая глубокая и серьезная
привязанность. Дружба, братство, любовь – вот верховная сила, вот могущественные чары,
отворяющие дверь темницы. Тот, кто этого лишен, мертв. Там же, где есть привязанность,
возрождается жизнь.
134 Кем, 20 августа 1880
Я сделал набросок, изображающий шахтеров-откатчиков и откатчиц, когда они на
рассвете идут в шахту по заснеженной тропинке вдоль живой изгороди: неясные тени,
скользящие в полутьме. На заднем плане, на фоне неба, огромные контуры надшахтных
строений и подъемника.
Посылаю тебе набросок, чтобы ты представлял себе все это, но я понимаю, как мне
необходимо учиться рисовать фигуры у таких мастеров, как Милле, Бретон, Брион или Боутон и
др. Что ты скажешь о наброске? Нравится ли тебе идея?
Если мне не изменяет память, одна из фотографий Бингема с работ Ж. Бретона
изображает собирательниц колосьев. Темные силуэты на фоне неба и красного заката. Вот
такие вещи мне нужно иметь перед глазами. По-моему, тебе будет приятно узнать, что я не
бездельничаю, а делаю что-то стоящее; вот почему я и пишу тебе об этом; к тому же это, может
быть, явится поводом к восстановлению нашей былой сердечности и взаимной привязанности, и
мы вновь станем полезны друг другу. Мне очень бы хотелось выполнить упомянутый рисунок
лучше, чем я это сделал. На моем рисунке в его теперешнем виде высота фигур примерно 10 см.
Парный к нему рисунок изображает шахтеров, расходящихся после работы, но выполнен он
менее удачно; сделать его было очень трудно: тут пришлось столкнуться с эффектом темных
силуэтов, окруженных светом на фоне полосатого закатного неба.
Вышли мне обратно со следующей почтой «Полевые работы», если, конечно, не
возражаешь. Я написал несколько слов господину Терстеху и осведомился, нельзя ли мне
получить на время «Упражнения углем» Барга – этюды обнаженной модели, с которыми ты
знаком.
Не знаю, согласится ли он, я хочу сказать – пришлет он мне их или нет, но не
замолвишь ли ты за меня словечко в случае отказа? Эти «Упражнения углем» были бы мне
исключительно полезны. Быть может, он будет настолько любезен и вышлет мне если уж не
весь курс целиком, то хотя бы несколько листов.
135 Кем, 7 сентября 1880
Я тебе уже говорил, что сделал наброски с десяти листов «Полевых работ» Милле
(примерно в тех же размерах, что и лист «Курса рисунка» Барга), а один из них уже совсем
закончил.
Я сделал бы и больше, если бы не принялся сначала за «Упражнения углем» Барга,
которые так любезно одолжил мне господин Терстех, сейчас я уже закончил шестьдесят листов
из них.
Кроме того, я нарисовал «Вечернюю молитву» по офорту, который ты прислал.
Я бы очень хотел иметь возможность показать тебе все это и выслушать твое мнение; то
же относится и к нескольким другим рисункам, например к большому рисунку сепией с
«Хлебной печи в Ландах» Т. Руссо. Я два раза сделал с нее маленькие акварели, прежде чем
рисунок мне удался.
Как я уже писал, мне очень хочется сделать еще «Куст» Рейсдаля – ты ведь знаешь, что
оба эти пейзажа – в одном стиле и настроении. Я долго делал наброски, не слишком
продвигаясь вперед, но за последнее время дело, как мне кажется, пошло успешно; надеюсь,
оно пойдет еще лучше и главным образом потому, что вы с господином Терстехом помогли мне
хорошими образцами: думаю, что для начала гораздо полезнее копировать какие-нибудь
хорошие вещи, чем работать без такой основы. И все-таки я не удержался и сделал в довольно
большом размере тот рисунок, который изображает шахтеров, идущих на работу, и набросок
которого я послал тебе; я только немного изменил расположение фигур.
Очень надеюсь, что, скопировав две остальные серии Барга, я уже смогу более или
менее сносно нарисовать какого-нибудь шахтера или откатчицу, если мне удастся найти
достаточно характерную модель, а таких здесь хватает.
Литографию Восбоома «В хлеву» я нахожу прекрасной. Ты хорошо понял мою мысль,
раз добавил к своей коллекции «Малярию» Гебера.
Если книга с офортами по Мишелю еще у тебя, одолжи мне при случае и ее, хотя это не
к спеху – сейчас у меня хватает работы; но мне очень нужно снова увидеть эти пейзажи,
потому что теперь я смотрю на вещи другими глазами, чем во времена, когда еще не рисовал.
136 Кем, 24 сентября 1880
То, что ты пишешь насчет Барбизона, – очень верно, и я скажу несколько слов, которые
докажут тебе, что у меня та же точка зрения. Я не бывал в Барбизоне, но это неважно – зато
прошлой зимой я посетил Курьер, Я предпринял путешествие пешком, главным образом в Па-
де-Кале – не к самому проливу, а по департаменту или провинции того же названия. Я
пустился в дорогу, надеясь, если будет возможно, найти там какую нибудь работу – я бы
согласился на любую. В общем предпринял это путешествие совершенно невольно: я и сам не
мог бы сказать – зачем. Но я сказал себе: «Ты должен посмотреть Курьер». В кармане у меня
было только десять франков, а так как для начала я сел в поезд, то вскоре исчерпал свои
ресурсы, и всю неделю, что я провел в дороге, мне приходилось туго.
И все-таки я видел Курьер и мастерскую Жюля Бретона, хоть и не зашел в нее. Внешний
вид этой мастерской меня немного разочаровал: это совершенно новое кирпичное здание, по-
методистски правильное, негостеприимное, холодное и неприятное. Склонен думать и даже
уверен, что, побывай я внутри мастерской, я не придал бы значения ее внешнему виду, но что
поделаешь – мне не удалось заглянуть в нее.
Я не решился назвать себя, чтобы получить туда доступ. Я искал в Курьере следы Жюля
Бретона или каких-нибудь других художников, но обнаружил лишь его портрет у одного
фотографа и еще, в темном углу старой церкви, копию с «Положения во гроб» Тициана, которая
в сумраке показалась мне очень красивой и мастерской по тону. Подлинная ли это работа