«Чистое золото жизни» – таков урок Дордрехта, который отнюдь не был малозначащим эпизодом в жизненных перипетиях Винсента. Счастье жизни, состояние, которое Спиноза определил как «бесконечную радость существования», окрасится в цвет золота, когда Винсент будет способен его выразить.
Но никто уже не хотел, чтобы Винсент оставался в Дордрехте, – ни господин Браат, ни дядя Сент. Винсенту пришлось уехать из города. Что с ним было делать? Он сам предложил решение: он станет пастором, как его отец и его тёзка-дед. Ведь в их роду это традиция, чтобы в каждом поколении был пастор. Тео получал письма, в которых Винсент с неподдельной страстью умолял, чтобы ему позволили пойти по стопам отца. Это было его самое горячее желание. Он чувствовал, что готов к такому поприщу, и громко заявлял об этом, позабыв, как сам же полагал, что специальные знания ему «недоступны», когда предлагал свою кандидатуру на место помощника пастора в Лондоне.
Семья Ван Гогов держала по этому поводу совет Пастор Теодорус не остался равнодушным к стремлению сына. Все родственники, исключая рассерженного дядю Сента, приняли решение: Винсент будет учиться на теологическом факультете в Амстердаме.
Амстердам
Винсент появился на свет не в бедной или неимущей среде, как можно было бы подумать, судя по сюжетам его картин. Он был выходцем из семейства, обладавшего средствами и возможностями. И если он решил стать пастором, то родственники могли обеспечить ему для этого наилучшие условия. Но, чтобы выдержать вступительные экзамены на богословский факультет, ему нужно было к ним подготовиться. Он ушёл из школы в 15-летнем возрасте, а для успеха требовались знания латыни, греческого, истории и географии Святой земли времён Иисуса. Было решено, что он переедет для учёбы в Амстердам, но на этот раз и речи не было о том, чтобы оставить его там одного, как раньше в Париже или Лондоне. Договорились с нужными людьми о содействии молодому человеку Каждый член семейства внёс в это свой вклад.
Йоханес Ван Гог, дядя Ян, вице-адмирал голландского флота и директор верфей, поселит его в своей большой служебной резиденции. Жену он похоронил, дети его были устроены, и он был готов принять Винсента. Это был крепкий мужчина в великолепном мундире, говоривший с матросской прямотой, чем выгодно отличался от своих склонных к депрессии братьев. По словам Винсента, он часто повторял: «Дьявол никогда не бывает таким чёрным, чтобы его нельзя было разглядеть».
Другой дядя, Корнелиус Маринус, дядя Кор, владевший известной в Амстердаме художественной галереей, в любое время будет готов принять у себя Винсента и ввести его в столичную жизнь.
Наконец, ещё один дядя по материнской линии, женатый на сестре Анны Карбентус Йоханес Стрикер, обеспечит учёбу Винсента. Стрикера в городе хорошо знали, сам он был пастором, талантливым проповедником и автором нескольких книг Среди своих знакомых он нашёл замечательного знатока латыни и греческого, Мендеса да Коста, 26-летнего господина, по происхождению португальского еврея, каким был и Барух Спиноза. Трудно было найти более компетентного наставника, поскольку Мендес да Коста был одним из лучших в Нидерландах эллинистов, а позднее опубликовал исследование грамматики языка Гомера и ряд переводов с древнегреческого. В качестве преподавателя математики для Винсента Мендес предложил своего племянника.
Вице-адмирал, авторитетный пастор, известный торговец произведениями искусства, выдающийся эллинист – при содействии таких людей успех Винсенту был обеспечен. Можно сказать, что за спиной у него была вся Голландия, готовая поддержать и вдохновить. Конечно, у него практически не было ни гроша в кармане и средств едва хватало на покупку почтовых конвертов с марками, но он на это не жаловался.
9 мая 1877 года он поселился у дяди Яна и начал знакомиться с Амстердамом, с его улицами и каналами, с его портом, церквами, с еврейским кварталом, но прежде всего с его музеями, в том числе с музеем Триппенхёйс, где хранились картины Рембрандта. «Перед тем как пойти к Стрикеру, я снова зашёл в Триппенхёйс, чтобы ещё раз посмотреть на некоторые картины» (1).
Винсент как истинный ценитель живописи не просто осматривал картины, он с ними общался, без конца к ним возвращался, чтобы проверить свои первые впечатления, изучить какую-нибудь подробность, проверить композицию – всё то, чего память в точности сохранить не может. «Как было бы замечательно, если бы мы могли в точности запомнить то, что видели» (2), – писал он. Даже такой острый глаз, как у Винсента, нуждается в постоянном подтверждении увиденного, и отсюда – его страсть к коллекционированию гравюр и привычка прикалывать их к стенам всех комнат, в которых ему доводилось жить.