Некое подобие мужчины, все перебинтованное, оно было сшито из разных частей мертвых человеческих тел руками самого Виктора Франкенштейна. Он сам подбирал куски трупов, отбраковывая все ненужное, применяя при этом такую технику, которая еще даже и не снилась самым передовым хирургам мира. Но обо всем этом было известно пока что только лишь ему одному. Хотя, что же тут странного: он ведь находился только в начале своей блистательной карьеры.
И вот сейчас, в этот исторический момент, жизнь понемногу начала наполнять его творение. Нервы, кости, сухожилия стали исцеляться на клеточном уровне. Нет, его творение еще нельзя было назвать живым в полном смысле этого слова, но оно уже не было и абсолютно мертвым!
Теперь Франкенштейн отлично понимал, что большего он сделать не может, а потому ему остается только стоять и ждать, наблюдая за происходящим. Он смотрел на закрытые глаза своего «произведения» и в порыве экстаза шептал:
– Ты поистине приходишься мне сыном.
«Причем единственным, которого мне суждено будет иметь», – зачем-то ядовито добавил внутренний голос.
Эта истина, впервые посетившая его мозг, пробудила доселе неведомые чувства в молодом исследователе. Итак, Элизабет рядом с ним больше нет, значит, не будет и детей... и семьи... во всяком случае, с ней. Ну а раз нет Элизабет, никакая другая женщина ему, разумеется, не нужна.
– Ты станешь моим наследником. Тебя я представлю миру и буду искренне любить, как родного сына, – твердо пообещал Франкенштейн.
По его щекам заструились слезы. Он не стал стирать их, но еще и не до конца понимал, чему обязан такому горю: то ли он печалился о своей прошлой жизни, то ли о повой, где ему придется жить в одиночестве со своим творением. В общем, это уже было не столь важно, и слезы ручьями продолжали течь по его лицу.
– И я буду предан тебе, – еще раз пообещал Виктор.
Внешне, конечно, его «сынка» трудно было назвать привлекательным. Теперь-то Виктор пожалел о том, что не был столь щепетилен, когда подбирал куски кожи для своего творения, в особенности, для лица. Он мог бы представить себе, как будут относиться люди к его «сыну», встретив такое чудовище. И все это только из-за графа, который постоянно торопил Виктора и требовал ускорить ход работы...
А ведь только граф теперь является единственным моим...
Внезапно Франкенштейн понял, что сейчас ему совершенно не хочется даже вспоминать о графе. Этот торжественный момент принадлежал только двоим: отцу и сыну. Впрочем, впереди у них сколько угодно времени. Как только его сын оживет, Виктор сразу же займется совершенствованием его внешнего вида. И это было справедливо: Франкенштейн оживит его, и значит, исправит кое-какие допущенные ошибки.
Вдали сверкнула молния. Франкенштейн успел отсчитать две секунды, прежде чем послышался оглушительный раскат грома. Значит, гроза приближается, но до эпицентра еще оставалось где-то около двух миль. Это ближе, чем в прошлый раз. Значит, можно рассчитывать на успех.
– Я дарую тебе жизнь. И я прослежу, чтобы жизнь эта не потухла в тебе. Она будет крепнуть день ото дня. Сколько раз меня постигала неудача, но сегодня, я уверен, Фортуна повернется ко мне лицом. А когда ты начнешь жить, я докажу тебе, что это прекрасно, и у тебя появится желание жить дальше. Это будет самая настоящая свободная воля, которая является правом любого живущего на земле человека, – с важностью продолжал рассуждать Франкенштейн.
Еще одна вспышка молнии, и снова грозно прогремел гром. Теперь гроза находилась где-то в миле от замка. Ждать осталось совсем немного. А снаружи раздавались и другие звуки: крики недовольства и ругань местных жителей. Франкенштейн понимал, что все это означало и чем в конце концов мог закончиться его эксперимент. Недовольные селяне грозились разрушить замок. Но только сейчас ученый был не в состоянии думать о чем-то еще, кроме своего творения. Наступал самый ответственный момент, и угроза извне, казалось, вовсе не волновала Виктора. И раз он сумел дойти в своих исследованиях до такого мгновения, ему только оставалось пожелать, чтобы гроза приблизилась еще немного, и тогда совершится чудо.
А пока что аппаратура продолжала исправно работать, понемногу передавая энергию его пока еще не ожившему сыну. Виктор чувствовал, как с каждой минутой словно растет его связь с сыном, его привязанность к нему. Вот уж об этом он даже не думал, когда трудился над расчетами. Это было совершенно новым и неожиданным открытием, хотя достаточно приятным.
И еще одна вспышка, после которой почти без перерыва прогремел гром. Итак, сейчас все закончится. Конечно, многое зависело от земной аппаратуры и приборов, и все же завершающий миг – тот самый, когда энергия превратится в жизнь, и произойдет это тогда, когда сила снизойдет с небес, сверху...