Неожиданно Франкенштейн понял и еще кое-что. Он сам, оказывается, был лишь частичкой грандиозного плана. Как же он заблуждался, когда возомнил себя повелителем этого создания! Никакой он не хозяин и не властелин! Ну и это теперь уже не существенно. Очень скоро он приобретет сына, и тогда все встанет на свои места. Значит, труды его были не напрасны в любом случае.
И в это мгновение сверкнула та самая роковая молния.
Франкенштейн увидел ее, наверное, на миллионную долю секунды раньше, чем она попала в громоотвод, закрепленный на шпиле сторожевой башни. Он почувствовал, когда энергия молнии соединилась с аппаратурой. Она ожила, мгновенно набирая ту невероятную силу Вселенной, которая должна была сейчас наполнить его Творение... его сына через хрустальный диффузор, который Франкенштейн установил в грудной клетке своего создания. Электрические дуги засветились в лаборатории, и аппаратура выполнила свое назначение: теперь жизнь хлынула в тело его сына. И тут, столь же быстро, как и появилась, вспышка энергии снова стала невидимой и исчезла. Глаза созданного сына Франкенштейна вспыхнули искрами.
Из горла Виктора, нет, откуда-то из глубины души, оттуда, где и не может родиться голос, вдруг вырвался ликующий крик:
– Он ожил! Он ожил!
Виктор никогда еще не испытывал подобной эйфории: он чувствовал себя так, как, наверное, мог себе это позволить сам Господь Бог в момент сотворения мира. Теперь Виктору стало понятно, что все его самопожертвование не прошло даром. Он достиг того, что оставалось недоступным другим ученым за всю историю существования человечества на этой планете.
Вдруг какой-то шум и треск где-то неподалеку, видимо, внизу, у ворот замка, прервал его блаженное состояние. Снова раздались сердитые голоса, но на этот раз сопровождающиеся звуками расщепляющегося дерева. Виктор подбежал к окну и увидел внизу толпу крестьян с факелами, приближающуюся к замку. Он сразу узнал одного из зачинщиков: им был высокий мужчина в цилиндре. Франкенштейн догадывался, зачем они шли сюда. У него пробежал холодок по спине, он понимал, что претензии этих людей были в общем-то справедливы. Если бы только ему предоставили возможность переговорить с ними, он наверняка сумел бы объяснить им, что некоторые методы его работы были, мягко говоря, нетрадиционными.
Он заметил, что несколько мужчин принесли с собой огромное бревно, обвязанное веревками. Они раскачивали его и били им по воротам. Вот отчего и раздавался такой угрожающий треск. Дерево трещало, однако сами ворота не поддавались и еще держались на петлях, хотя, конечно, долго им не выдержать.
Кто-то из селян завизжал, кто-то начал выкрикивать бранные слова. Нет, Виктору бесполезно объясняться с этой чернью. Им не дано понять всего значения его работы, бесценность его опытов. Следует быть настороже. Теперь в опасности оказалось его собственное творение, его сын! Крестьяне не поймут, откуда он появился и каким образом Франкенштейн сумел его оживить. Для этой толпы его сын не более чем чудовище, олицетворение зла. Ну куда же запропастился его верный друг граф Дракула? Он ведь обязан защищать Виктора, предоставлять ему убежище и всегда приходить на помощь в случае необходимости. Почему его здесь нет? Как мог он оставить Франкенштейна в столь тяжелое время?
– Удалось! Победа! – услышал он пронзительный голос позади себя.
Франкенштейн резко обернулся и чуть не столкнулся нос к носу с какой-то темной фигурой. Поначалу им овладел ужас, и он, не выдержав напряжения, закричал от страха. И только через несколько секунд узнал в пришельце Дракулу и понемногу успокоился.
– Ах, это вы, граф... это только вы, – улыбнулся Франкенштейн, радуясь тому, что наконец друг вспомнил про него... Последний из оставшихся у него друзей.
Дракула шагнул вперед и вошел в круг света, созданного электричеством внутри лаборатории. Что-то в его поведении сразу же насторожило ученого. Кроме того, голос его показался Виктору недовольным и каким-то безрадостным, а глаза, которые всегда так тепло смотрели на ученого, сейчас оставались ледяными.
– Я уже начал терять веру в вас, Виктор. – Затем граф посмотрел на беснующуюся внизу толпу крестьян. – Как жаль, что момент вашей победы и выдающегося научного достижения омрачен незаслуженными обвинениями, как разграбление могил и надругательство над трупами.