Сверху, разносимый эхом по шахте, донесся властный голос Дракулы:
– Доставьте мне чудовище!
Посмотрев наверх, Ван Хелсинг отметил, что шахта имела в высоту не менее трехсот футов.
– Мой хозяин пробудился, – ядовито улыбнувшись, сообщил Игорь.
Заработал ворот, и цепи натянулись. Через несколько секунд блок льда вместе с Франкенштейном оторвался от земли.
Ярость овладела Ван Хелсингом. Он бросил фонарь и принялся что есть сил раздвигать железные прутья окна. Они немного изогнулись, но сломать их Ван Хелсинг не мог, даже несмотря на свою чудовищную силу, возникшую благодаря «яду оборотня», проникшему в его кровь. Однако он не оставил попыток. Через некоторое время прутья чуть сдвинулись, и подбежавшая на помощь Анна тоже стала помогать что было силы, но все было тщетно.
Глыба льда с Франкенштейном продолжала подниматься, и Ван Хелсинг в отчаянии застыл на месте, прижавшись к железным прутьям, одновременно чувствуя, как растворяется его ярость. По пути наверх Франкенштейн успел встретиться взглядом с Ван Хелсингом, и он заметил и страх, и боль в глазах великана. Но было в них и еще что-то: он сразу узнал Ван Хелсинга. Он был благодарен ему хотя бы за то, что тот сдержал слово и попытался спасти его.
К великому удивлению Ван Хелсинга, Франкенштейн внезапно заговорил:
– Есть лекарство.
Ван Хелсинг не сразу сообразил, в чем дело:
– Что? Какое лекарство? – наконец выдавил он.
– У Дракулы есть лекарство, которое уничтожает проклятье оборотня, – пояснил Франкенштейн.
Затем великан начал исчезать. Он отправлялся наверх, где должен был встретить свою судьбу. В отчаянии Ван Хелсинг просунул руку между железными прутьями и коснулся куска льда. В последний раз он взглянул на Франкенштейна.
– Спеши! Отправляйся на поиски этого лекарства! Спасай самого себя! – крикнул вслед Франкенштейн.
Значит, Ван Хелсинг был прав! Все же Франкенштейн являлся человеком, а не чудовищем. «Значит, я не ошибся, явившись сюда, чтобы выручить его*, – пронеслось в голове Ван Хелсинга.
В этот момент он почувствовал, как его коснулись руки Анны, и она попыталась оттащить его от окна.
– Пошли! Ты же слышал, что он сказал тебе! Пойдем искать лекарство.
Ван Хелсинг лишь отмахнулся от нее. Что-то мучило его.
– Есть еще один вопрос, который я не успел задать ему.
– Какой же? – заинтересовалась Анна.
– Зачем Дракуле понадобилось хранить такое лекарство?
– Какое это имеет значение? Главное, что оно существует.
– Для меня это имеет громадное значение, – ответил Ван Хелсинг.
Он обернулся к Игорю, который молча продолжал стоять неподалеку, не вмешиваясь ни в какие разговоры.
– Зачем ему нужно такое лекарство? – обратился Ван Хелсинг к уродцу. Но тот упорно молчал. Было очевидно, что он страшится гнева своего хозяина куда больше, чем ярости Ван Хелсинга.
Не успел Ван Хелсинг предпринять какие-то действия, чтобы разговорить Игоря, как в этот момент заговорил Карл, осененный внезапной догадкой:
– Потому что единственный, кто может убить его... это оборотень.
– Та самая картина, – подхватил Ван Хелсинг, – так вот что она означала!
Ну конечно, теперь все вставало на свои места: картина изображала великую битву между двумя рыцарями, один из которых превратился в вампира, а другой – в оборотня. Вот какую подсказку оставил предок Анны своим потомкам. Это и было недостающим звеном к разгадке великой тайны.
– Но оборотни веками служили Дракуле, и он использовал их. Они всегда выполняли его поручения, – попыталась возразить Анна.
– Все верно, – согласился с ней Карл. – Но, если какой-нибудь оборотень обретал волю и переставал повиноваться, готовый сразиться с Дракулой, тому надо было позаботиться о том, чтобы снять с бунтаря проклятье прежде, чем оборотень разорвал бы его на части.
Неожиданно в мозгу Ван Хелсинга возник план действий. Теперь он довольно ясно представлял себе свое будущее. Правда, сейчас оп должен был претворять его в жизнь один, без посторонней помощи. Для Карла и Анны в осуществлении его плана таилась непосредственная опасность. Он повернулся к Игорю и властно приказал:
– Ты берешь вот этих двоих и показываешь им, где находится противоядие для оборотня.
– Ни за что.
Ван Хелсинг коснулся лезвием подбородка Игоря, и несчастный калека тут же изменил свое решение. Он боязливо улыбнулся и тихо произнес: