Оливер распоясался и заключил меня, упорно старающуюся состроить строгий вид, в медвежьи объятия и чуть не раздавил, хотя, нет, это я преувеличиваю, приукрашиваю, в общем нагло вру и даже не краснею, как вареный рак или измазанная свеклой в качестве румян красна девица из села Кукушкино, что стоит на речке-говнотечке. На самом деле его объятия можно было назвать нежными, а второй за сегодня поцелуй, но уже в макушку, ласковым, как обычно родители целуют свое чадо, оставляя его на весь день в адском местечке под названием детсад "Серебристый колокольчик". Влажные, мягкие губы и мои слабые волосенки, которые почти не прикрывают чувствительную кожу головы, - это опасная, то есть взрывоопасная смесь. Возможно, я могла бы посчитать этот дружеский поцелуй интимным, даже несколько дразнящим, не страстным, но волнующим. Возможно... Задержи он губы на моей черепушке на подольше... Не отпускай он меня из объятий еще целую вечность...
Не знаю почему, но эти мысли грозной стремительной стайкой пролетали в моей дурной голове, сменяясь, догоняя и поддавая друг дружке под зад. Хотя умом я отлично понимаю, что наши отношения никогда не переступят рамок дружбы. Меня это устраивает. Его тоже (но за него я поручиться не могу).
Как бы то ни было, объятия продолжались от силы секунды три, а затем нас прервал супер-модный диджейский звонок телефона, принадлежащий не мне и настойчиво требующий нажать на зеленую кнопочку. Кажется, мой друг немного раздражился, хотя виду старался не показать; он разомкнул руки, вновь выпуская меня на свободу, и отошел на шаг назад. Вынув из глубоко кармана трубку, он скептически посмотрел на табло телефона, где, как я краем глаза успела заметить, пока он не отвернул от меня дисплей, светилась преинтереснейшая картинка с изображением тигренка - очень милого и забавного. Оливер с секунду поразмышлял над тем брать трубку или нет, все же решил не скидывать, и осчастливил звонящего своим ответом.
- Я тоже люблю тебя, Олли, - искренне сказала я своему другу, как раз в тот момент, когда он нажал на вызов, но еще не успел поднести трубку к уху.
Оливер немного опешил, потом пришел в себя и очаровательно мне улыбнулся. А я даже не знаю, почему решила сказать это именно в этот момент. Просто душевный каприз. Или порыв. Или не знаю что. Но я должна была ему ответить, что он мне тоже дорог, как друг, конечно, но ведь слова любви как раз и подчеркивают искренность. Я как бы сказала: "Я дорожу тобой, друг!" - но более искренне. И в его взгляде читалось, что он меня отлично понимает.
- Алло, - произнес в трубку он.
- Ого, - одновременно с ним прошептал Сенька, подбежав со своей неизменной камерой на экстремальное расстояние к нам, - признания... - его глаза завороженно наблюдали за двумя фигурками на маленьком экранчике своей "подружки", которая являлась откупной во имя молчания о наших с Шером официальных отношениях.
- Сень, ты почему за нами следишь? - я рискнула спросить братишку, в общем-то, не надеясь на ответ.
Вообще-то, из чистейшего любопытства, а может из-за шибко развитого шестого чувства в моей вечно пребывающей в поисках экстремальных приключений и сопутствующих им ощущений пятой точке, я надеялась подслушать разговор Оливера с тигренком, но тот быстренько свалил подальше от нас, так что я переключилась на Сеньку.
- Потому что это интересно.
- Интересно? - не поняла прикола.
Что между нами интересного? Мы же оба посредственны. Ну, то есть я посредственна. Он-то нет, но у него куча талантов и он красив, как модель, не то, что я. Вот за Олликом папарацци ходить не стремно. Но за мной?
- Обещает быть интересным, - поправился Сеня.
- Это смешно.
Братишка покивал:
- Еще как!
- Да у тебя совести нет, - возмутилась я, прикидывая чем бы его ударить, чтобы без последствий. Вот же ж... ж...жуть какая... Я теперь еще и рукоприкладством страдаю. Мысленным, правда, но от этого не легче. Я устыдилась, а братец из-за чего-то возликовал, видимо, радуясь оттенкам всех цветов радуги, сменяющим мое перекошенное лицо.
- Нет и не надо. Я обменял такую редкость на диктофон еще в первом классе, - поделился он со мной откровениями. А я этого не знала. Он уже с первого класса следит за нами что ли? Ой, блин, что-то я загналась, как можно обменять нематериальное на материальное?
- Диктофон? - все же переспросила я.
- Ну да, вещичка такая. На магнитную пленку запись вести можно, после того как на кнопочку нажмешь, - ехидничал братишка, растягивая слова и разговаривая со мной как с блондинкой из анекдота. - Хотя сейчас каких только нет...
- Ты как дедок из советских времен, покупающий "Сервелат московский", периодически бубня себе под нос: "Вот в наше время...", - я даже голос под дедка настроила соответствующий.
Я тоже умею ехидничать. Оказывается... Но брательник не оценил.
- Сестра, это не твой монолог, так что окстись и заткнись, - посоветовал мне добрый братик.
- Ого, да у тебя задатки джентльмена, - решила я продолжить в том же духе.
К нам подошел Оливер, автоматически прекращая своим появлением наши распри. На его лице было четко прописано извинение вкупе с "набежавшей тучкой". Я даже без слов поняла, что он собирается уйти. Видимо, звонок оказался важным.
- Леночка, зай, прости меня, но...
- Тебе надо уйти? - блеснула я интуицией, помноженной на прозорливость. Откуда они во мне? Может меня Олька заразил?
Он кивнул и слабо улыбнулся:
- Возникли срочные дела...
- Я понимаю, Оливер. Ничего страшного.
- Тебя подвезти до дома или ты еще останешься?
- Нет, спасибо, - на самом деле мне не хотелось его утруждать. Но идти я собиралась домой. Тем более, что Сенька с Роллом сами себе увеселения находят. И без меня.
- Уверена? - переспросил он, полагая, что мой ответ за сотую долю миллисекунды изменится.
- Правда.
- Ну, тогда, пока?
Он коснулся моей руки своей, поднес ее к своим губам и галантно поцеловал. Фу-ух, уже третий поцелуй с его стороны за сегодня. Это немного напрягает. Не потому что мне противно, когда мои конечности лобызают с напором подростка, впервые дорвавшегося до женского тела, нет, прикосновения Оливера приятны, нежны, волнующи, но... Но для меня поцелуй представляет нечто большее. Это единение между возлюбленными. А не слюнообмен на каждом шагу. Я знаю, да и многие мои знакомые этим страдают (то есть наслаждаются), что девчонки обычно целуют друг друга в щечку или в губы на прощание или в качестве приветствия, и это нормально, это в пределах нормы, но в моей жизни такого нет. Лесю я чмокала в щеку, кажется, всего один раз в жизни - на ее последнем дне рождения. С папой, дядей, Егоркой или, упаси Боже, с остальными членами нашей семейки я тоже любовью таким образом не обмениваюсь, хотя папочка иногда проявляет внимание (в редких случаях, но у него нежная душа, а это требует особого внимания), на этом все мои телесные контакты и заканчиваются. Но Оливер, наверно, схож с моим папкой, потому что его душа такая же светлая и, можно сказать, тепличная. Он очень ласков и не может сдерживать это в себе. Он похож на плюшевого мишку, требующего обнимашек. А мне разве жалко для своего драгоценного ДСЧ? Нет, конечно, пусть подходит, я ему еще навалю!
Правда, в число телесных контактов входит еще и мой ненаглядный муженек - Шер. Вот уж кто может заставить кровь в моих жилах загадочным-презагадочным образом теплеть, будто и нет никаких постулатов физики, одна лишь сплошная фрейдовская психология. Это меня бесит и одновременно заставляет задыхаться от смятения. Кто же так поступает с человеком? Может, он и не специально, но лучше бы Артемке прекратить свои нападки на мою психику. Вот хотя бы сегодня в машине. Что это было? Я чуть не сдохла от инфаркта миокарда, а мои глаза чуть не лопнули от базедовой болезни. Вот уж был бы премиленький трупик из меня. А все он, Шеридан Грозный Гадёныш, виноват.
Олли ушел, в проходе послав мне воздушный поцелуй, я помахала ему вслед, а он лишь надвинул капюшон глубже на лицо и, крикнув: "Адиос, зай!" - благополучно свалил. Я собиралась последовать его примеру, но для начала надо было избавиться от груза или же взять его с собой.