Какая же она молодец, про Аннушку запомнила, а я ведь ей с месяца два назад пересказывала сюжет одного из своих любимых произведений.
- Не желай другому того, что не хочешь, чтобы произошло с тобой, - озвучила я прописную истину, не ожидая раскаяния, скорее, по привычке.
- Типа, земля квадратная, за углом встретимся?
- Типа... - я невинно ткнула пальцем в мигающую красным лампочку на камере Сени.
- Шпана малолетняя, быстро стер последнюю запись! Ничего компрометирующего. Да я тебя закопаю. Живьем. И еще спляшу на могиле! А потом откопаю, воскрешу и снова убью, на этот раз медленно, растягивая удовольствие.
Шкета как ветром сдуло, Леську, помчавшуюся за ним следом, тоже. Репутация - единственное, что ее волнует больше шмоток и парней, но стоит учитывать, что все это взаимосвязано и каждое новое является следствием, вытекающим из предыдущего пункта, бесконечная циркуляция.
А я, наконец-то оказавшись одна в комнате, облегченно вздохнула и принялась искать какую-нибудь вместительную сумку, чтобы сбежать на некоторое время из дома. Перспектива поехать к бабушке, конечно, не самая радужная, хотя я и люблю ее до безумия, дорожу ею, но все же ее общество частенько оказывается слишком настырным в плане властного ее отношения к детям и внукам. Есть у нее один бзик, как и у любой особы ее возраста, - маниакальная озабоченность здоровьем. И ладно бы своим, но стоит приехать к ней в гости, как она начинает усиленно тебя лечить от всевозможных болячек, в большинстве своем, несуществующих, укладывает в постель, делает отвары, компрессы... Одно радует, если у нее народ валом валит. Она у нас знахарка, хорошая. Всегда вылечивает, ее любят и местные, и приезжие. Никому не отказывает, работая за бесплатно, для души. Бывает обеспокоена любым случаем, даже незначительно больным человеком. И, если бы не ее увлеченность работой всей жизни, возможно, сейчас я бы была сильно счастлива в предвкушении нашей встречи. Но мне хватало и того, что мое волнение достигло пика взбудораженности по поводу побега. Не найдя в шкафу ничего, даже отдаленно напоминающего сумку, мой взгляд упал на кровать Сони, где покоился коричневый рюкзак с голубыми вставками. Вывалив его содержимое на кровать, я понапихала в него кое-какую одежду, деньги, телефон и выскочила в коридор, нацелившись прямиком в прихожую. Из комнаты мальчишек доносились приглушенные дверью звуки: звонкий, срывающийся альт, периодически прерываемый устрашающим шипением.
Я на цыпочках проскочила мимо и попала в царящий полумрак прихожей. Естественно, не без приключений. Я отбила себе правую ногу, стукнувшись о злосчастную полку с обувью, и пока прыгала на другой ноге, пытаясь не шуметь больше, чем уже успела, отдавила чью-то мягкую конечность, а после чужого болезненного вскрика оказалась облитой вязкой теплой жидкостью со сладким запахом. И кому пришло в голову шастать по коридору, патрулируя без мигалок и сирен? Я бы поняла, если человек надумал сбежать, это весомая причина, нельзя быть замеченным, но ходить в темноте с полной чашкой противного отвара. Гадко и нечестно, по крайней мере, по отношению ко мне. Я бы завалилась на бок и черт знает, что бы еще снесла на своем пути, но чьи-то сильные руки схватили меня за плечи, не дав больше барагозить. Включился свет, оборвав возмущение "блин, опять кисель заваривать". Как обычно, яркий свет, вспыхнув неожиданно, ослепил уже привыкшие к темноте глаза, которые, в прочем, выцепили силуэт, державший в руках чашку необъятных размеров такую, что мне сначала показалось, что это тарелка для супа, если бы не ручка.
- А, дядя Род, здассте, - возмущение силуэта сменилось на приветствие.
- Привет, ребят. А вы что в темноте, а, Ленок?
Папа опустил меня на мои конечности. Ко мне уже вернулось зрение, а вместе с ним и радость - я давно не видела папу, ужасно соскучилась по нему и кинулась ему на шею. Бедняга, он пришел чистенький, красивый, а тут я, в киселе, мокрая и неопрятная, использую его в качестве полотенца. Как обычно, это пришло в мою недалекую черепную коробку через тысячу световых лет, когда было уже поздно о чем-нибудь жалеть. Но отец бы меня никогда не оттолкнул, пусть, если даже у меня выросла вторая голова. Отвратительное было бы зрелище...
- Как дела? Собралась куда? - покосился папа на возвышающийся за моей спиной рюкзак.
- Я? Да нет...
- Это же Сонин, - отметил любитель киселя Стас.
- Сонин. Да, так и есть. Она попросила меня принести ей, - пустилась я в путаную ложь.
Мне не хотелось признаваться в своем глупом побеге, к тому же неудавшемся, и выглядевшим позорно. Меня бы обсмеяли, а Леська так вообще бы к батарее наручниками прицепила, в порядке профилактики, чтобы больше мне подобные идеи в голову не лезли, и даже говорить не буду, откуда у нее наручники, но не сомневаюсь, что она не забыла их взять с собою. А как бы мне отомстила сестренка за пользование ее бесценным имуществом и вовсе представить страшно.
Стас указал в направлении ванной комнаты:
- Интересно, зачем он ей в душе? Наверное, постирать хочет, - съехидничал братишка.
Да, о ее любви к стирке знают все. Чтобы она хотя бы носок замочила? Вот уж враки, любой подтвердит. У нее аллергия на порошок и хозяйственное мыло, а про отбеливатель я вообще молчу. Вот и мой первый прокол, уж лучше бы правду сказала, или хотя бы то, что она мне его одолжила. Но это тоже нереально. Как, впрочем, и то, что я бы его ей отнесла. В плане взаимопомощи - мы ноль. Я была бы не против изменить ситуацию, и даже пыталась наладить мир между нашими враждующими войсками, вот только все попытки терпят крах еще на подлете своих белых крыльев мира, дружбы и жвачки. Поэтому попытки канули в лету, и я сейчас пребываю в крайне идиотском положении, пытаясь придумать отговорки.
- Вот уж не знаю зачем... - я заглянула в глаза папе, прося помощи, не в состоянии самой придумать достойный ответ.
- А да ну его, этот рюкзак. Я ужинать хочу! - спас он положение. - Я всю неделю питался бич-пакетами...
- Ты? Даже я их не ем, пап.
- На самом деле, дядь, что-то вы привираете, по-моему, - включился Стас.
Он так и не выжил из себя манеру обращаться к моему папе на вы, когда мы, по отношению к его отцу таких традиций не блюли. И Сонька также.
- Ничего я не вру! Пластиковый пакет, как в рекламе показывают. А внутри лапша быстрого приготовления, за пять минут заваривается, - начал делиться диковинными познаниями папа, старательно округляя глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
- Мы знаем, как это выглядит...
- И каково оно на вкус...
- Тошниловка!
Мы сморщили носы, но папуля стойко перенес наши уколы.
- Вполне съедобно, правда, живот крутило, но это мелочи... А сейчас я хочу приличную пищу!
Думаю, спрашивать, в чем причина недельной бэпэ-диеты, не самое лучшее решение. Явно, что не по доброй воле, и не в порядке шутки, а то он бы сразу рассказал, но раз скрыл, значит, были причины, а мне, после того, как он меня спас от собственных объяснений, совсем не с руки сейчас его подставлять, ставя в неудобное положение. Так что, вопрос исчерпал себя, и, чувствуя, что сейчас ему захочется рассказать, почему линолеум изжил себя и что лучше - паркет из дуба или ясеня, или еще что-нибудь о своей любимой работе, я поспешила скрыться снова в своей комнате, а папа потащил Стаса на кухню, уже начав втирать ему о своем последнем проекте.
На входе в комнату меня поймала вышедшая из ванной Соня, вырвала рюкзак из рук и, не церемонясь, вытряхнула все на пол.
- Не интересно, что ты с ним делала и зачем взяла, - отрезала мои еще даже не начавшие формироваться попытки защиты, - оставь при себе отмазки.
- Даже не будешь ругаться и сотрясать воздух? - я так удивилась, что высказалась, не задумываясь.
- Нет, мне по фигу, - она быстрыми движениями положила в него свои вещи, которые до этого я извлекла, а затем принялась сушить голову полотенцем.