- Пап, твоя муза питается твоим мозгом, не так ли? Она окончательно его съела, ууу, термитка. Ничего я не спекулирую.
- Понятно. Конечно, сейчас это иначе называется. Ты, типа, менеджер по промоушингу или как там... Но сути не меняет. Какой позор!
Стас заметался по комнате, пытаясь привести в порядок свое огорошенное сознание. Куда же подевалась его флегматичность, ранее не оставлявшая хозяина ни на секунду?
- Папа! Я не спекулянт, не менеджер по промоушингу, я не занимаюсь подобными вещами! Мне даже представить такое страшно неприлично, а тут ты меня обвиняешь... - Собрал свои разбегающиеся, как муравьи на солнце, мысли Стасик.
- Сынок, ты же сам сказал, что людям отдаешь. За бесплатно что-ли?
- Ну да, в принципе, так оно и выходит...
- Благотворительностью занимаешься?
- Стоп. Ты все не так понял. Я в интернете раздаю. Через торрент-трекер. Специально скачал, чтобы раздавать и рейтинг повышать. Поверь, я такими видео не интересуюсь! - наконец-то всплыла правда от юного хакера.
- Теперь я вообще ничего не понимаю. Как ты им отдаешь? Как можно из одного ящичка, - Максим ткнул в плоский монитор, - переложить в другой, не выходя их комнаты? Вот как почта работает понятно...
- Так тут та же система, - перебил его сын.
- Погоди, значит приходит почтальон, забирает письмо и отправляет по адресу?
- Какой еще почтальон? Я думал ты про e-mail. Блин, пап, ты же в современном мире живешь, а такую банальщину не знаешь!
- Что значит банальщина? Вот ты мне объясни человеческим языком, зачем людям компьютеры? Зачем делают будущих роботов? Ты ведь осознаешь, к чему катится мир? Скоро мы, люди, исчезнем как вид! А наши места займут эти думающие машинки! - Потряс согнутым указательным пальцем в сторону "собрата" Стасика отец.
- Эээ... Ты сошел с ума, да? У тебя типа шарики... за ролики... Да? - умирающим голосом вопрошал сын, не надеясь на ответ.
Но отец его не слушал, а самозабвенно приступил к чтению лекции на тему полного выноса мозга у своего несчастного чада, которое бессильно примостилось на кровати и пыталось изо всех сил отключиться от внешних звуков, включающих зудящий, переполненный решимости, голос, предпринявший очередную попытку воспитания.
Именно в течение его двухчасового монолога, Стасу и пришла идея отгородиться от внешнего вмешательства в его личную жизнь, всяких нежданных персонажей. Он составил список лиц, которым разрешен доступ в комнату, и ежедневно скидывал пароль на ящик в интернете. Так что, прежде чем идти к нему, нужно было проверить почту, узнать пароль, постучать, сказать его, и только тогда входить.
Соня подобное надругательство над нею в частности считала полным фетишем, впрочем, и финишем его сумасшествия, и не страдала тем, чтобы вломиться без пароля, открывая дверь с ноги, пиная ее со всей дури так сильно, что не то, чтобы замок сам по себе открывался, но и сама дверь норовила соскочить с петель.
И сейчас она, верная своим решительным принципам, вломилась к брату, ворвавшись в комнату, которая была освещена лишь экраном монитора, не выключаемого не днем, ни ночью. Окна же были зашторены плотным черным материалом, не пропускающим в комнату солнечных лучей. Идея подобных занавесок принадлежала Сене, который обнаружил в себе еще одну страсть кроме любви к съемке - фотографию, и соорудил в их общей комнате нечто вроде фотостудии. Впрочем, света от монитора вполне хватило, чтобы обнаружить, что ее любимый братец, не в пример своему обычному посту у предмета обожания, все еще нежится в кровати, укрывшись с головой простыней. Соне подобное поведение показалось кощунственным, и она поспешила исправить положение, раздвинув шторы и выудив его, малахольного, из объятий морфея сорвав с него простынку.
- Пипец! Картина маслом - "Не ждали"! Я от вас тащусь! - проорала Сонька, увидев представшую ее очам картину.
Огласивший комнату вопль выудил бы из состояния беспробудного сна даже покойника, так что парочка, до вмешательства Сони мирно сопевшая и нежащаяся в объятиях друг друга, подскочила и стала нервно озираться по сторонам, с трудом продирая глаза сквозь разомлевшие веки, еще не до конца осознавав того, что ночь отдала свои права утру, а утро уже успело раскланяться и передать контрольный пакет акций по управлению сутками дню. В конце концов, глаза обоих застуканных все же распахнулись, явив миру сокрытое в них удивление, ошарашенность неожиданным местоположением и соседством.
- Ты меня в постель затащил, сволочь! - вместо пожелания доброго утра возопила Леся, все еще одетая в свой императорский костюм, правда, изрядно потрепавшийся и порванный местами, уже не подлежащий вторичному восстановлению.
Ее прическа также истрепалась, волосы выбились из-под королевской диадемы, образовав на голове воронье гнездо, ажурные перчатки были безвозвратно утеряны, но макияж был все еще безупречен, как и перед балом, хотя подведи ее к зеркалу, Леся не поскупилась бы на анти-комплименты для собственной многострадальной персоны, но на скуле оставался отчетливый след чьих-то неаккуратных рук или кулачков.
- Я? Тебя? - в удивлении переспросил Егор, с трудом вспоминая, каким образом это чудо оказалось в его кровати и сейчас делит с ним ложе.
- Ты меня домогался! - кинула в него новым обвинением возмущенная и чувствующая себя типичной шалавой девушка.
- Ты в своем уме? Да я пальцем щелкну - вокруг меня табун таких как ты соберется! - отбил ее атаку не менее возмущенный Егор, со своей стороны считающий, что домогалась до него как раз она, и в постель затащила тоже она, вот уж бабье отродье.
Еще большей уверенности в этом добавляло отсутствие на нем футболки и полное обнажение торса, хотя штаны и кроссы все еще оставались на нем. Что вводило его в ступор, ведь снимать обувь в прихожей - что-то вроде ритуала, к которому его приучили в детстве, и которому он следовал даже в Лондоне, где вся общественность поголовно отказывалась снимать обувку дома.
- Это ты с ума сошел, как только увидел меня! С того самого дня меня так и преследуют твои маслянистые похотливые глазки!
- У тебя мания величия, женщина! - искренне удивился обладатель благородных выразительных серых глаз.
- Ты еще меня оскорблять будешь, извращенец!
С гневным криком она схватила подушку и начала методично огревать по лицу не ожидавшего подобного подвоха Егора, который все же изловчился отобрать у нее из рук безобидную подушку, ставшую в ее руках безжалостным орудием убийства.
- Психи, - сказала Сонька и учапала на кухню за шоколадом, прокручивая в голове, что в ее жизни все намного лучше, чем у этих душевнобольных недоразвитых калек, хромающих на одну единственную на двоих извилину.
А тем временем "психи" уже катались по полу в попытке одержать верх и доказать друг другу, что "я прав, а ты виновен!" Способ детский, но выверенный временем, традиции его не устареют никогда.
- Гад! Обесчестил меня и радуется, тупоголовое животное! - надрывалась Леся.
- Сама дура больная на голову, нимфоманка хренова! - не оставался в долгу Егор.
- Я тебе череп размозжу и докажу, что там мозгов и на ложку не наберется!
- И кто после этого извращенец?
- Ты! - без доли сомнения в голосе выплюнула Леська.
- Заткнись! - не выдержал парень и выверенным движением сжал ее руки, задрав их выше головы, а сам примостился на нее сверху, сжимая коленями трепыхающееся тело, другой рукой зажал ей рот и всем своим видом доказал превосходство мужского начала над женским, все же сильный пол и все такое...
- Давай успокоимся и воспроизведем вчерашнюю ночь, - спокойным тоном предложил Егор.
На что Леся в согласии медленно моргнула и с наслаждением впилась своими острыми зубками в его ладонь, наглядно транслируя, как с ней поступать не рекомендуется. Парень взвыл и схватился за укушенное место, попутно вскочив на ноги и пятясь от "машины убийства", коей она перед ним предстала, сдвинув к переносице в злобном порыве брови, устремив на него пылающие немилосердным гневом глаза, поджав пухлые губы в тонкую линию и раздувая ноздри, как бык на корриде. Ее руки были в состоянии изготовки, чтобы расцарапать лицо и отомстить за все.