И вот вам загадка: коляска есть, а колясковладелец отсутствует. И как быть?
Жорыч словно несчастья приносит. Ведь как хорошо было без него. А тут вроде как свинтил от неприятностей, а вляпался в беду. Ведь мог же мимо пройти. Не заметить. Шёл бы сейчас, весело насвистывал, комаров отгонял. Так нет же, выбрал переться глянуть: что ж там так затейливо сверкает? Своих проблем мало, так чужие на себя навернул.
Ну, так-то не навернул ещё.
Коляска валяется, мало ли что?
А я взял да и не заметил.
Мог ведь мимо пройти.
И кому меня винить?
Нет, так дела не делаются!
Вдруг он сейчас корячится где-то из последних сил. А я свалю, как ни в чём не бывало. И почему меня вечно несёт в самую гущу, куда лучше не вляпываться?
Мысленно проклиная глаза за то, что заметили этот паршивый блеск, я принялся рыскать по округе. Не мог же пацанчик вот так вскочить на ноги и уйти на своих. Опрокинулся, и ползёт сейчас к лагерю. Хорошо, если вообще к лагерю ползёт. Может, с перепуга, не к лагерю уползает, а в гущу леса. А мне вот ищи его! А когда найдёшь, переть до коляски. Кроме того, коляска-то, быть может, поломана. Тогда тянуть на себе придётся до самого лагеря.
"Следы!" -- вспомнил я.
Если уж заяц или суслик какой-то следы на земле оставляет, то тут трава должна быть содрана подчистую.
Я быстро вернулся к коляске, попутно отмечая на земле вдавленный рисунок собственных подошв. Я быстро нашёл и неглубокую колею, которую оставила коляска, виляя между стволов. Но дальше дело встало. Ни в одну сторону от коляски не уходила траншея, дающая знать: вот оно -- волочащееся по земле тело. Получалось, будто птица какая загадочная когтями хватанула пацан,а и в небо!
Ещё немного потоптавшись и поломав голову над загадкой, ответ для которой никак не находился, я в быстром темпе почапал к лагерю.
"Палыч или Саныч?" -- скрипели мозги, выбирая, в чью сторону направить ноги.
Вспомнив, как директор безжалостно швырнул нашего Кабанчика, я подумал, что Санычу доложить будет правильнее. А уж он с Ефимом Павловичем решит, кого направить на розыски.
-- И что? -- пожал плечами наш вожатый, выслушав мой сбивчивый рассказ. -- Из-за пустой коляски гнать народ на поиски.
-- А вы проверьте, -- настаивал я. -- Вот прямо сейчас давайте сходим в старший отряд. Там же остались кенты, которых в поход не взяли. Посмотрим, с ними ли тот парень, что на коляске раскатывает.
-- А если не с ними? -- ехидно спросил Сан Саныч. -- Ты можешь допустить, что парень этот разболелся. А так как медпункта нам не полагается, его просто забрали на лечение в город. Поверь, о любом из вас есть кому позаботиться.
-- Но коляска! -- я отказывался быть мерилом спокойствия, как этот невозмутимый противный Сан Саныч. -- Там же коляска валяется!
-- Значит, за ним приехали с новой коляской, -- пожал плечами вожатый. -- А эту бросили, как мусор. Зачем в город везти, если она уже не нужна?
Я смотрел на него, не отрываясь. Я просто не знал, что ещё добавить. Но и оставить всё просто так почему-то не мог.
Он тоже смотрел на меня. Пристально и недовольно.
-- Ну, всё понятно? -- наконец, кивнул он. -- Ещё вопросы остались?
Мои глаза продолжали его буровить. А он пожал плечами и лениво двинулся вдоль по аллее. Для него вопрос теперь был закрыт.
Я пялился ему вслед. Я всё думал, почему они, здешние взрослые, так себя ведут? Перед ними ставишь проблему. Так будь мужиком, решай её! Однако нет! Выясняется, никакой проблемы не существует. Это ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты сам виноват в том, что тебе постоянно чего-то не хватает. А у нормальных людей и без тебя дел на миллион. Нормальные люди разворачиваются и уходят. Они будто отгораживаются от тебя. Словно выжидают в стороне чего-то. Быть может, когда ты успокоишься и перестанешь ныть. А может, когда ты вообще сдохнешь.
Опустевшая опрокинутая коляска то и дело вставала перед глазами.
Перед ужином выяснилось, что из нашей комнатухи исчез Гоха. Сидел, клеил себе домики из цветной бумаги. Потом его видели сидящим на крыльце. А после не видели. На обеде никто особо не волновался. Ну, опоздал человек, что такого? Может, он вообще обед решил пропустить.
Теперь мы сидели и смотрели на пустое место. И беспокоились. До тревожной липкой противной дрожи.
Все беспокоились. Кроме Сан Саныча, который выдвинул версию, аналогичную дневной: про то, что его, как и колясочника, забрали родственники.
-- Да никто не приезжал за Гохой, -- настаивал я. -- Вчера, на построении, он брякнул, что живёт втроём -- с родителями, а те в Испанию вот-вот должны укатить на целый месяц. Так что его некому забирать.
-- Уверен, Шепелев просто отправился домой, -- с нажимом сказал Сан Саныч. -- В первый же вечер начал приставать, мол, срочно позвонить надо. Позвонить отсюда невозможно. Вот он и решил нас покинуть.
-- Но если он не доедет? -- сурово спросил Кабанец. -- Если заблудится?
-- Почему же? -- искренне удивился вожатый. -- Вы сами видели, до дороги тут рукой подать. Заблудиться практически невозможно. А там поймал попутку, и через четыре часа: "Здравствуй, мама! Я живой!"
-- А могилы? -- с нажимом спросил Килька. -- Там, в лесу. Вы же сами показывали!
-- И ты поверил, что они настоящие? -- усмехнулся Сан Саныч.
В этом все взрослые. Любой факт выгнут в свою пользу. Сначала заставят тебя истово верить во всякую чепуху, а потом над твоей же верой жёстко насмеются.
Ужин закончился, началось вечернее построение. Начальство зачитывало план на завтра. Всё, как обычно: подъём, завтрак, поделки из шишек.
Но ведь это всё неправильно, когда исчезли люди!
-- После обеда футбольный матч между палатами младшего отряда, -- заунывно продолжил Палыч.
Я не понимал только одного. Как можно преспокойно читать план следующего дня, когда в строю недостаёт тех, за кого ты отвечаешь? Будто ничего и не случилось.
Вот это несоответствие меня сильно напрягало. По-нормальному, мы сейчас должны выстроиться поисковой цепочкой и прочёсывать лес в надежде разыскать пропавших. Ефим Павлович же должен был телефон обрывать, призывая сюда МЧС, полицию, врачей... Да кого угодно! Да всех, кто должен быстро реагировать, когда раздастся призыв "Пропали дети!!!"
Вспомнились статьи о заблудившихся в лесу. Их искали всей деревней или посёлком. Даже вертолёты над лесом летали. Нам тоже не помешал хотя бы один вертолёт.
В голове ясно представилась картинка, как я лечу над верхушками леса. Лоб прижат к выгнутому чуть мутноватому иллюминатору. Глаза зорко шарят по зелени, надеясь среди неё увидеть яркую одежду потеряшек.
Тут в приятный рокот вертолётных двигателей вклинился посторонний звук. Картинка померкла, рокот вертолёта рассеялся, а звук остался. Это сопел Килька. Вид у него был из разряда "Сейчас урыдаюсь".
-- Не ной, -- строго пресёк я возможное выпадение осадков. -- О доме вспомнил, да? Нам продержаться-то до конца смены всего две с половиной недели. Ну, чуть больше.
-- Я не потому, что лагерь, -- со всей серьёзностью признался Килька. -- Я только подумал, что, может, вот так же пропаду. А всё пойдёт дальше. Будто я и не терялся. Будто меня и не было. Никогда не было.
Я похлопал его по плечу, чтобы чуток приободрить. Но у меня самого по телу от его слов поползли очень нехорошие мурашки.
Глава 7
Встреча у моста
"Четвёртый день, -- с тоской размышлял я, закидывая в рот перепревшую перловую кашу. -- Только лишь четвёртый. Да тут за три недели с тоски помереть несложно. Скорее бы Лёнька вернулся, что ли".