Имелось только одно место, где я мог оставаться самим собой. Ван Вэй Тикет. Но само возвращение туда уже представляло подвиг.
Глава 1
9
Билет в один конец
В звёздных россыпях я отыскал искорку рыжего цвета. Всегда ли мерцала она там, незамечаемая до сегодняшнего вечера? Или прибыла на небеса в ту ночь, когда я чувствовал рядом крепкое плечо верного Лёньки? Неважно! Никто не мешал мне верить, что это Машуня смотрит на меня с небес.
А если это она и есть?
Тогда будущая пьеса состояла уже из двух актов. И если мой персонаж побеждал "One Way Ticket", то вторым действием ему предлагалось навестить "Sleeping Beauty". Снизойдёт ли Машуня с небес к сдержавшему обещанию герою? И что будет дальше, если она решит остаться в недосягаемых высотах?
Но это "дальше" мне всё равно казалось гораздо привлекательнее, чем "дальше", в котором лишь теплотрасса да свалка.
Почему-то печальнее всего было прощаться с телефоном. Я словно терял нить, связывающую с цивилизацией. Да что нить... Канат терял! Цепь нерушимую! Мост во вселенную знаний. Случись чего, а мне и глянуть негде, что в таких случаях умные люди предпринимают. Барыга на рынке внимательно осмотрел аппарат, погладил кончиком ногтя каждую приметную царапину и предложил две сотни. Я возмущённо потянул "Соньку" обратно. "Так ведь без документов", -- ощерился он. "Не ворованный, -- обиделся я. -- Зарядка-то вот! С ней же продаю". "Не родная зарядка", -- заметил барыга, но пальцы его удерживали аппарат, не давали забрать его. Я вдруг понял, что не уступлю вещицу, с которой почти что сросся, за позорные две сотни. Что сейчас уйду и лучше в Каму закину. Пусть там лежит, рыб удивляет, чем барыга этот слюнями изойдёт, что смартфон, который десятки тысячных стоит, он за две сотни у лоха выцепил. И барыга, видно, почуял мою упёртость. Сошлись на тысяче.
Оказалось, что на север, почти до границы края, ходит рейсовый автобус. Мне хватило на билет, на канистру бензина и на шикарный хавчик. Проблемы начались после прибытия на автовокзал. За входной дверью очередь всасывалась в рамку металлоискателя. Слева от него сидел мордатый охранник. Над охранником висел щит с информацией о запрещённом грузе. В его левом верхнем углу нарисовали мою канистру, перечёркнутую жирным крестом.
Судьба словно советовала мне не встревать. Но я уже зашёл так далеко, что готов был идти наперекор судьбе.
Канистру следовало упаковать. Но чем? Обернёшь кульком из непрозрачного целлофана, так всё равно зазвенит в рамке. Поднимется толстый дядя, поманит пальчиком, ну-ка, сюда иди, что там в мешке твоём попрятано?
Горбясь под тяжестью обстоятельств, я шатался близ вокзала, пока не увидел его! К мусорному баку прислонился чемодан. В другое время я и в сторону ту не глянул бы. Но вчерашний день, проведённый на мусорке, как-то примирил меня с мыслью, что и в таких местах могут встретиться полезные вещи. На юга с таким чемоданом никто не поедет. По пластику кремового цвета проехался маркер, нарисовав окно с Т-образной рамой и старинную дверь с завитушками. Рисовал явно ребёнок. И окно, и дверь выполнили единственной линией, прямота которой оставляла желать лучшего. Но для кого-то, наверное, этот рисунок был лучшим в мире! Пока его не выкинули на свалку.
Когда-то, давным-давно, мне читали книжку о нарисованном человечке. Человечек жил в нарисованном мире. И у него там был нарисованный дом. А вокруг простирался нарисованный мир, изобилующий всяческими чудесами. Главным героем книжки был, впрочем, обычный мальчуган. И звали его, кажется, тоже Димкой. Тому Димке довелось побывать в нарисованном мире, чтобы убедиться, что тот нарисован плохо. А потом, вместе с нарисованным человечком, учиться рисованию, чтобы исправить нарисованный мир, сделать его красивым, похожим на настоящий.
Но меня всегда увлекали первые главы. Я хотел прогуляться по нарисованному миру. И, возможно, даже остаться там. Стать своим, нарисованным.
Может, поэтому мой взор не пропустил чемодан, потому что он выглядел фрагментом того притягательного книжного мира. Уютного и вполне безопасного.
Мира, куда хотелось ускользнуть.
Нарисованным человечком в нарисованный дом.
Появись сейчас передо мной волшебник, я прошепчу ему на ухо своё суматошное желание. А после, став плоским, возьмусь за нарисованную ручку и войду в этот чемодан, как в дом, чтобы обнаружить внутри уютный нарисованный мир.
Вот только настоящие волшебники не ходят по настоящим свалкам, на одну из которых занесло меня. И всё же я несказанно обрадовался разрисованному чемодану. Он не мог превратиться в дом и укрыть меня за своими стенами.
Но он мог выручить меня здесь, в реальном мире.
Я присел, словно хотел погладить выброшенного на улицу щенка, и ласково откинул крышку дома-чемодана. Моя канистрочка явно вписывалась в его габариты! Защёлкнув оба замка, я ухватил канистрино убежище за удобную ручку и прикинул, как оно? Оно оказалось очень удобно. Я весело шагал к автовокзалу. Настроение резко скакнуло ввысь, словно меня пригласили посетить курорты далёких стран, а не ввязываться в непонятки с инфернальными сущностями. Теперь я был не смущающимся пацаном с подозрительным кульком, а бывалым туристом с чемоданом. Как-нибудь просочусь через рамку. На ходу я рифмовал строчки и складывал их четверостишиями, хотя зачитывать их было некому.
Свой дом давно ношу с собой.
Со мной всегда его порог.
И крыша с длинною трубой,
Откуда ласковый дымок.
Пускай вокруг шумит вокзал,
Рисунка раскрываю дверь,
Вхожу в большой и тёплый Зал,
Куда не проползёт метель.
Мне дом любимый Богом дан.
Он рядом, близко в день любой.
Незрячий скажет: "Чемодан".
А зрячий в дверь войдёт со мной.
Лихо взлетев по ступенькам, я шёл к металлоискателю, как заправский пассажир, привыкший к дальним странствиям. Если прислушаться, то можно расслышать, как булькал бензин в канистре. Приняв бесстрашный вид, я шагнул в проём металлоискателя.
Ну, конечно же, он мерзко зазвонил. Я покрылся холодным потом, но охранник лениво смотрел куда-то мимо. Подкашиваясь от страха, ноги вынесли меня внутрь автовокзала. А рамка позванивала и позванивала. И я увидел, что багаж каждого пассажира металлоискателю чем-то казался подозрительным. Но, главное, он не казался подозрительным охраннику.
Я сидел в прохладном зале ожидания на деревянном сиденье, зажевав сначала пирожок с картошкой, а потом гамбургер с тонкой безвкусной котлетиной. Глаза лениво разглядывали пассажиров. Кто-то спал. Кто-то ёрзал. Кто-то уткнулся в газету. Здесь не было постоянности. Здесь всё перетекало и менялось. Прибывали автобусы, и какие-то кресла пустели. Но их тут же занимали пассажиры, ожидающие следующих рейсов. В блаженном ничегонеделаньи я следил за табло, где вспыхивали маршруты населённых пунктов и время отправления. Внутри то покалывало беспокойство, то разливалась грусть. С одной стороны, никуда не хотелось ехать: век бы сидел в этом зале в ожидании чего-то важного. С другой стороны, почему-то хотелось закончить всё побыстрее. Шагнуть куда-то, пусть даже этот шаг будет последним.