Когда я поднимался по ступенькам в автобус, то вслушивался в плеск бензина, который не мог скрыть и чемодан. Иногда казалось, что плеск этот слышен и в Америке. Я думал, водитель тормознёт меня и отправит обратно. Но он лишь забрал билет и неопределённо махнул головой куда-то вглубь автобуса. У этого водилы не было столь цепкого взгляда, каким обладал тот, что вёз нас в "Ван Вэй Тикет". Для этого водилы после факта оплаты я перестал существовать. Как жаль, что для кого-то я перестал существовать намного раньше.
Когда-то мне довелось читать о ночных поездах, в которые садятся те, кому надо прибыть к месту назначения ранним утром. Оказалось, существуют и ночные автобусы. Садишься в такой за час до полуночи, и он везёт тебя сквозь темноту в блистающее утро. Ну, или пасмурное. В общем, как получится. Пассажиров набралось на треть салона. Большинство сразу сонно свесили голову, утонув в дрёме. Завтра им предстоял деятельный день, и стоило выспаться. Мне же совершеннейше не спалось.
Я думал о Лёньке. И о давнишней сказке, которую читал, когда ещё не ходил в школу. Сказке о маленькой русалочке. Я помнил, как мне объясняли, что Андерсен показал прекрасное создание, не имеющее человеческой души. Жаждущее эту душу обрести, но скованное морем. И маленькая русалочка, единственная из всех, отважилась оборвать всё, чтобы стать человеком, чтобы обрести душу. Мне не нравилась эта сказка. Я протестовал, ведь всё должно закончиться не так. Должен появиться мудрый волшебник и разъяснить непонятливому принцу, кто же на самом деле вытащил его из погибельной пучины. Да я был готов взять кинжал из рук русалочки и проткнуть недогадливое сердце, чтобы добрая безмолвная красавица снова могла вернуться на глубину. Чтобы она жила!
А мне объяснили, что на самом деле мечта русалочки осуществилась. Она тянулась за бессмертной душой и, превратившись в пену, улетела к незримым дочерям воздуха, которые трёхсотлетним служением могут заработать эту душу. Я не слушал объяснений. Во мне кипела ярость против столь очевидной несправедливости. Русалочке должны вручить душу незамедлительно. И принца тоже! Иначе зачем она, эта сказка? Я заперся в негодовании, как в крепости.
А этой ночью крепостные ворота открылись.
Я вспоминал Лёньку. Фраза "Ещё год или два, укачу на другой конец страны. На Дальний Восток. Там тайга -- во!" позвякивала неутихающим колокольчиком. Лёнька рвался в лес. Лёнька мечтал стать его частицей. И открытые врата в мир неведомого воспринимались нами по-разному. Для меня Лёньку вырвали из мира живых. Но как он видел этот шаг за ворота? Неужели для него это был шаг к мечте? Большой шаг. Может, даже последний. Бросок в мечту, которую мне никогда не осмыслить.
На этот раз я занял место поближе к кабине, поэтому слышал, как водила путешествует по новостным каналам: "За прошлый год в полиции зарегистрировано 1165 заявлений о безвестном исчезновении граждан, местонахождение 957 человек было установлено. 13 человек из них стали жертвами преступников. 208 человек до сих пор числятся не разысканными -- население небольшой пятиэтажки. Многих не могут найти по пятнадцать лет и более. Тех, кто "ушел и не вернулся", можно разделить на несколько групп. Больше половины разыскиваемых -- несовершеннолетние. Подростки покидают дом из-за конфликтов с родителями или друзьями; по нескольку раз убегают дети из неблагополучных семей. Беглецы, как правило, отправляются в путешествия либо отсиживаются у знакомых -- там их и находят..."
"Или не находят, -- подумалось мне. -- Просто кому-то покупают билет в утилизационный лагерь. И, оказавшись там, он уже ничего не сможет изменить".
Новости водителю надоели, и он переключился на музыку. Включился ударник, запульсировал ритм-компьютер. И где-то среди ударов и пульсаций пробудились переливы щемяще грустной мелодии, которую подхватил голос с печальными нотками.
It's just that if I try
Never give it up
If I try
Holding on to you
Won't you tell me not to worry
If I try
Never give it up
If I try
Would I lie to you?
Нельзя сказать, что из меня вышел бы классный переводчик. Но в тот вечер всё воспринималось очень остро и отчётливо, поэтому я не только понимал каждое слово, но и проживал его. Мне казалось, неведомые силы специально выбрали песню. Зловещая "One Way Ticket" осталась позади. Теперь уже навсегда. И то, что я снова ехал в лагерь с тем же страшным названием, ничего особенного не значило. Меня словно впустили на следующий этап, где звучали совершенно другие песни. "Всего лишь если я попробую" сразу соединялось "Я никогда не сдамся". А дальше перед глазами вставала рыжая звезда, и звучало "Скажи мне, чтоб я не волновался". И снова повторялось "Если я попробую, я никогда не сдамся". И в конце нежно и надрывно, но как-то очень уверенно ставилась финальная точка "Если я попробую, стал бы лгать тебе?"
И я снова видел в тёмном небе ласковую, отчаянно-рыжую звёздочку.
Я ведь уже пробую. Без всяких "если". Я меняю всё прямо сейчас. Меняю что-то важное для себя и для всего мира в целом. Песня затихала, но я ещё различал слова и даже складывал их в предложения, хотя уже терял смысл, не умея переводить, да и не желая никакого перевода.
Outside-mapping the stars
Diamond girls are playing cheap guitars
Мне нравилось выражение "Diamond girls". И сердце нежно трепетало от слова "stars". Я смотрел за оконное стекло на ещё светлое небо, где проклёвывались искорки первых звёзд, и выискивал среди них рыжую.
Незаметно я уснул и словно провалился сквозь оконное стекло прямо в тёмные небеса. Звёзды мягкими пушистыми шариками мерцали рядом. Протяни руку и дотронешься. Но я отчего-то побаивался случайным прикосновением нанести вред звезде. Сбросить её на землю. Где-то внизу тянулись бриллиантовые дороги, на которых никого не видать. Сбоку сверкали алмазные мосты, но непонятно, какие берега они соединяли. Средь прозрачных опор слышались голоса дочерей воздуха, которые звали меня к себе. И было в этом мире хорошо и привольно.
Кто-то осторожно встряхнул плечо. Разлепив глаза, я увидел склонившегося водителя. Автобус стоял. Это означало, что мы прибыли в точку, где синий дорожный указатель обозначал расстояние до города в двести восемьдесят километров.
Хорошо, что в пункт назначения я прибыл ранним утром. Представив, как вхожу в опустевший лагерь впотьмах, я покрылся холодными мурашками. А теперь небо стремительно светлело, хотя до восхода было ещё не близко. Я печально улыбнулся, опознав кусты, где когда-то прятался страшила -- копия Яг-Морта, призывник леса из прошлых утилизаций. Сейчас кусты пустовали.
Теперь я бы не испугался того страшилы.
И я смело свернул на лесную дорогу -- единственный путь, который стоило пройти до конца.
Я вдруг понял, что мало верил в свои силы. Но ведь все, кто оказывался со мной рядом, были слабее. Он и Она, кого я недавно звал родителями, оказались слабее. Почуяв мою силу и не зная, как с ней справиться, передали меня тем, кто справиться мог: команде утилизации. Но и те оказались слабаками. Смена закончилась, а я продолжал жить. И не в их силах теперь что-то изменить. Ни Сан Саныч, ни Ефим Палыч не смогли со мной справиться. Они тоже не были воинами. Они выжидали, что всё закончится само собой. А оно не закончилось. И здесь я оказался сильнее. Там, в автобусе, я боялся Большого Башки. Он мог легко забороть меня. Но тоже не стал связываться. Он был сильным, но выбрал неправильный вариант: броситься в последний бой. А надо было отступить со мной в город. Пусть ему бы тоже не обрадовались. Зато сейчас мы бы сражались вместе. И Лёнька... Яг-Морт выбрал его, не меня. Но ведь он тоже сдался. Тоже принял участь лесного духа. Я понимал, что Лёньке так было легче. Что чем-то ему тот выбор казался правильным. Но для меня мой друг словно оставил какой-то важный пост. Ведь не пойди он за ворота с лесными людьми, сейчас ехали бы мы в "Ван Вэй Тикет" вдвоём. А так я шёл биться в полном одиночестве.