— Две женщины, живущие вместе, — это полная противоположность обычному гибриду семейного очага и зверинца.
Она насмешливо взглянула на свое отражение, которое ответило, презрительно надув губки:
— Кого ты пытаешься поразить этими разглагольствованиями?
— Себя саму!
— Ну и как?
— Ни черта не получается.
— А что станет с твоей экс-кандидаткой в жены? Вана грустно вздохнула и спросила обнаженную девушку в зеркале:
— Закончу ли я, как и все остальные, как, возможно, и Мидж, банальной рутиной гетеросексуально совокупляющейся пары? Или мне удастся скрыться от всего этого дерьма в ущельях времени?
Звонок в дверь прервал эту интимную беседу. Одним быстрым движением Вана надела тоненькие полотняные джинсы, которые почти не скрывали ее наготу, а скорее меняли цвет кожи с янтарного на бледно-голубой. Грудь Ваны, когда она открыла дверь, оставалась обнаженной.
«Я действительно люблю его! — подумала она, целуя Гвидо в губы. — Умилительная картинка!»
Он рассеянно извинился за опоздание. Вана восхищенно глядела на него.
— Умилительно! — повторила она вслух и спросила: — Ты хочешь прогуляться со мной?
Гвидо несколько смущал ее полуобнаженный вид.
— В таком виде?
— Ты что, стыдишься меня?
Не давая ему времени на возражения, Вана спустила джинсы, освободилась от них, подняв поочередно свои длинные ноги, и пинком запустила ненужную одежду в полет через всю комнату. Потом двумя пальцами распушила темную поросль.
— Ты прав, — сказала она. — Ты будешь больше мною гордиться, если сможешь демонстрировать меня всю.
Она взяла итальянца под руку и подтолкнула к двери, спрашивая:
— Куда мы идем?
Гвидо нашел спасение в бегстве — рассказал о встрече с чиновником.
— Если верно то, что мне сказали в посольстве, то я здесь надолго влипну в огромную кучу дерьма и должен искать работу, чтобы прокормиться.
— А что они сказали? Что Египет — полицейское государство? Если бы они поменьше шпионили за нами, то знали бы об этом чуть больше.
— Ты ведь тоже сначала ошиблась во мне. Ничего удивительного, что твои менее информированные соотечественники думают, что я «приехал с холода».
— Тогда ты должен доказать, что у тебя нет ничего ледяного, кроме бутылки виски, и что в твоей программе нет ничего подстрекательского, кроме стремления к совокуплению.
— Блестящая идея! Испытай меня немедленно. Он подошел ближе, положил руку между ног Ванессы и накрутил завиток волос на палец.
— Нет! — запротестовала она. — На любом испытании должны быть свидетели.
— Тогда собери их. У тебя же есть маленькая черная записная книжка.
Усевшись на низкую кушетку, он обвил йогами талию Ванессы и начал нежно гладить ее живот, играя с короткими волосами.
— Тебе нравятся шлюхи? — спросила она.
— Не особенно. Смотря кто.
Он попытался немного рассказать о себе.
— Мне очень нравятся чужие жены.
— А как ты отличишь шлюху? — упорно Продолжала Вана. — И кого ты называешь чужими женами? Какие у тебя взгляды на собственность? И какую рыночную оценку ты дашь любви?
Гвидо посмотрел на нее растерянно.
— Ради Бога, — пробормотал он. — Я не подготовлен к обсуждению женской диалектики.
— Ну хорошо. Ты силен в истории религии? Что ты думаешь о святом Джероме и его учении?
Гвидо расхохотался, но это ничуть не обескуражило ее.
— Этот старый отшельник, — продолжала Ванесса, — выделял три категории честности. Я назову их в порядке уменьшения достоинства. Первая — девственники, потом идут люди, склонные к воздержанию, и, наконец, супружеские пары. С тех пор прошло пятнадцать столетий, но ничего не изменилось.
— Ты чересчур драматизируешь ситуацию. Девственность устарела и вышла из моды.
— Где и когда? То, что высоко ценится и привлекает покупателей, всегда в моде.
— Что до воздержания, то многих ли ты знаешь людей, которые его придерживаются, не считая, конечно, нас с тобой в эту минуту?
— Воздержанность никогда не применялась на практике. Это могучий принцип — в том смысле, что соблюдение его обеспечивается вовсе не силой принуждения. И он опасен, как любая вера.
— Ну ладно, перейдем к супругам. Ты же не станешь отрицать, что молодые люди женятся все реже и все чаще переходят от одной связи к другой?
— А разве они больше, чем их родители, способны ко взаимной любви? Любовь и жизнь вдвоем — все равно, женатыми или нет — навсегда единственная тема песен и краеугольный камень баллад.
— А ты, так красноречиво разглагольствующая, сама-то знаешь, что такое любовь?
Вана освободилась от объятий Гвидо.
— Какой же ты нудный! — насмешливо сказала она. — Когда клиент разговаривает с проституткой, он обязательно спрашивает, как она попала в эту игру. Ему доставляет радость, что такая милая девушка так низко пала.
— Но к чему все это? Сегодня ты только и говоришь что о проститутках. Может, я сказал или сделал что-то не так и ты решила…
— Да нет, не волнуйся! Я задаю вопрос себе: быть или не быть шлюхой?
Решительным жестом Вана остановила новые возражения.
— Ответить сегодня не легче, чем во времена Гамлета, — сказала она. — Поэтому я не собираюсь решать эту проблему сегодня. Меня сейчас больше интересует, что мы будем есть. Мне нечем тебя угостить.
— Я не голоден.
— Зато я проголодалась.
Она снова влезла в свои облегающие джинсы.
— Раз тебе не нравится моя грудь… — Вана надела блузку.
— Поторапливайся! — приказала она.
Когда они вернулись из ресторана, Гвидо заколебался, открывая перед Ваной дверцу такси. Она опередила его:
— Не считай, что ты обязан заниматься со мной любовью. Мне сейчас хочется позаниматься любовью самостоятельно.
От этих слов интерес Гвидо сразу возродился.
— Можешь посмотреть, если хочешь, — предложила она.
Гвидо пошел за ней без лишних уговоров. За ужином он был рассеян, можно сказать, отсутствовал. Ванесса мысленно внушала себе: «Я не должна позволить себе отдаваться этому дураку, раз мое общество ему уже надоело! Ненадолго же его хватило! Еще один такой случай, и я превращусь в старую глупую бабу!»
Тем не менее Ванесса не смогла проглотить ни одной ложки ароматного жирного супа, который так любила. Ком стоял у нее в горле.
— У меня пропал аппетит, — оправдывалась она, хотя Гвидо не сказал ни слова о противоречивом поведении Ванессы и не встревожился из-за ее внезапного недомогания.
Потом она говорила о Мидж, чтобы посмотреть, будет ли Гвидо ревновать. Этот эксперимент тоже провалился. В отчаянии она предложила Гвидо рассказать о его путешествиях и о победах над женщинами, которые только недавно вышли замуж. А он не занимался любовью с их мужьями? Нет? Ах, она едва не уснула от скуки.
— Хочешь потанцевать? — спросил Гвидо, когда они поужинали.
Ване уже ничего не хотелось. Она спросила:
— Ты любишь танцы сами по себе или как средство перехода к конечной фазе?
— Мне нравится обнимать девушку во время танца.
— А когда ты танцуешь и обнимаешь девушку, ты испытываешь больше удовольствия от того, что за тобой наблюдают со стороны?
— Я не обращаю на это внимания.
— Жаль, — сказала Ванесса.
— Хорошо еще, что ты говоришь неправду.
— Почему? Ты думаешь, я эксгибиционист?
— Я никогда не сужу поэтому дурацкому критерию.
Гвидо забыл повторить свое приглашение. Теперь они снова оказались в квартире Ванессы. Оба чувствовали себя так тревожно, словно только что познакомились. Ванесса предприняла новую попытку.
— Я собираюсь напоить тебя, — объявила она. Гвидо не ответил, но одним глотком выпил предложенный ею манговый коктейль.
— Лучше бы ты меня изнасиловала, — сказал он, растянувшись на подушках.
— Извини, — сказала Ванесса, — но у меня свидание со мной.
Она вышла в ванную. Гвидо то ли не заметил ее ухода, то ли продолжал разговаривать сам с собой. Во всяком случае, он лениво и не очень связно говорил: