Они вошли в длинную комнату с низким потолком, слабо освещенную пламенем очага. В дальнем ее конце, на фоне языков огня, вырисовывался силуэт грузного человека, сидевшего на табурете. Человек поднял восхищенные глаза и потряс в воздухе левой рукой, сжимавшей ломоть хлеба, щедро пропитанный оливковым маслом.
— Сейчас увидишь, как они тут принимают гостей! — воскликнул он.
Каким образом очутился здесь Пиппо Троизи? Кто так заботливо обработал ему пораненную руку? Теперь это был совсем другой человек.
Ванго обернулся к старику. Тот мягко сказал:
— Главное не в том, как вас принять. Главное — как вас вывезти с Аркуды. Придется спросить у Зефиро.
Аркуда… Ванго доводилось слышать это название: оно звучало в старинных историях о пиратах, которые люди рассказывали на всех островах.
— Пора! — сказал кто-то.
И тут, прямо на глазах у Ванго, темнота в комнате ожила. Со всех сторон его обступили тени, которых он раньше не замечал. Однако с того самого мгновения, как он переступил порог, десятки людей в черном, сидевшие на каменных скамьях, не спускали с него глаз.
6
Таинственный остров
Там же, на следующий день
Ванго казалось, будто он заснул в недрах земли, однако, открыв глаза, он увидел солнечный свет. Живительный луч растекался по его лицу, словно теплое оливковое масло.
— Уж и не знаю, что мне с тобой делать, малыш.
Говоривший лишь частично заслонял собой вытянутое в длину окно. Солнечный луч, проходя над его плечом, слепил Ванго, и он не мог разглядеть лицо незнакомца.
— Твой друг — тот, вчерашний, как там его?..
— Пиппо Троизи, — ответил Ванго, — только он мне не друг.
— Да-да, Троизи, именно так. Ну, он-то останется здесь. А ты… Сколько тебе лет?
— Меня ждет Мадемуазель.
— Мадемуазель?
Ванго не ответил. Он не знал, с кем говорит. И это ему не нравилось.
— Я не умею определять возраст детей, — сказал человек. — Я могу точно назвать возраст пчелы или виноградной лозы, но с детьми я давно не имел дела.
— Мне уже пятнадцать! — заявил Ванго, надеясь, что ему одним махом удастся повзрослеть сразу на пять лет.
Это была первая ложь в его жизни. До сих пор у него не было ни случая, ни желания соврать. Оказалось, что это довольно приятно.
— Ну-ка, выпей вот это.
Возле своей постели Ванго увидел стаканчик. Он сел, чтобы удобней было пить.
Человек смотрел, как он отставил пустой стакан. Потом отошел от окна и направился к двери.
Ванго почувствовал странный привкус во рту. Что же это он выпил? У него слегка закружилась голова.
— Если бы тебе было десять лет, — сказал незнакомец, — я со спокойной совестью отправил бы тебя домой. Десятилетний мальчик не представляет опасности. Но раз тебе пятнадцать…
Он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Ванго потерял сознание.
На сей раз Ванго проснулся среди хорошо знакомых запахов.
Он лежал на скамье, выложенной голубой фаянсовой плиткой, возле стола, за которым сидели Базилио и Мадемуазель. Доктор ел миндальные бисквиты, макая их в горячий шоколад. Мадемуазель улыбнулась мальчику.
— Где они? — спросил Ванго, едва шевеля пересохшими губами.
— Здесь, здесь, — ответил доктор, придвигая к нему корзинку с маленькими пирожными. — На твою долю еще осталось.
Ванго помотал головой, он говорил не о бисквитах.
— Те люди… где они?
— Какие люди? — мягко переспросила Мадемуазель.
— Ну, пираты.
Доктор Базилио улыбнулся, жестом успокоил Мадемуазель и сказал Ванго:
— Тебя нашел Мацетта, ваш сосед. Похоже, ты упал и потерял сознание на дикой стороне острова.
— Я никогда не падаю, — возразил Ванго.
— Он тебя нашел по чистой случайности. Славный человек!
Никто из них троих не мог знать, что Мацетта нашел Ванго отнюдь не случайно: увидев, как встревожена Мадемуазель, он разыскивал его днем и ночью во всех укромных уголках острова.
Наконец он обнаружил мальчика, лежавшего без сознания в том месте, которое, казалось ему, он обшарил уже трижды. Все эти долгие годы Мацетта чувствовал ответственность за Ванго.
— Я плыл в лодке, — сказал Ванго. — Я побывал на острове людей в черном.
— Да-да, ты вернулся к нам издалека, — подхватил доктор с широкой улыбкой. — Но ты вовсе не плыл на лодке, Ванго. Ты просто упал. А сейчас тебе уже лучше.
— Я никогда не падаю, — повторил мальчик.
— Да ты потрогай шишку у себя на затылке… Ладно, сегодня тебе нужно полежать и отдохнуть, а я зайду вечером, — сказал доктор, вне себя от радости, что сможет повидаться с Мадемуазель еще раз, сверх традиционных понедельников.
Он пожал руку Мадемуазель, которая сказала ему:
— Спасибо вам, доктор!
Она помнила, как врач уговаривал ее называть его по имени — просто Базилио, — однако эта мелкая уступка подала бы ему слабую надежду на успех, а ей этого не хотелось. Он задержал ее руку в своей немного дольше, чем дозволяли приличия.
Но она отняла ее и открыла дверь.
— А вы, Мадемуазель? Неужели вы так и не назовете мне свое имя? — спросил доктор.
— К сожалению, я даже не знаю его.
Она прикрывала шею и плечи небольшой шалью. Запирая дверь за врачом, она увидела Мацетту, который издали наблюдал за ними.
Врач также заметил его и шепнул Мадемуазель:
— Сейчас скажу Мацетте, что Ванго полегчало. Слава богу, он вовремя нашел мальчика и тем самым спас ему жизнь.
— Говорите ему, что хотите.
— Что вы имеет против него, Мадемуазель? Ведь этот человек отдал вам все, что имел.
Она не ответила.
— Знаете, как он зовет своего осла? Сокровище мое! — со смехом сказал доктор.
— Не знаю и знать не хочу.
И она захлопнула дверь.
Не знаю. Не помню. Всегда одни и те же ответы.
Мадемуазель понимала: когда-нибудь ей придется перестать скрывать то, что она прекрасно знала, чего не забывала ни на минуту.
Она опустилась на колени перед Ванго. Он лежал с закрытыми глазами.
Ради этого мальчика она и сделала свой выбор — ничего не помнить. Лишь бы он был жив.
А тем временем Ванго в полудреме пытался вспомнить все, что свалилось на него за последние часы.
Воспоминания эти были нечеткими, и порядок событий путался у него в голове. Он помнил о лодке, о плаванье в тумане, о каких-то людях в черном, но теперь не мог бы сказать точно, сколько их было — несколько или только один, произошло все это ночью или солнечным днем. И лишь одно выделялось в этой смутной путанице образов — голос, звучавший четко и властно. Голос в ярком солнечном свете.
Голос человека, произнесшего ту странную фразу: «С детьми я давно не имел дела».
Однако несколькими часами позже, когда Ванго смог встать и сел за стол вместе с Мадемуазель, он решил со всем этим покончить. Его приключение слишком уж походило на сон, а подробности постепенно стирались из памяти.
Наверное, от него сохранится лишь эта большая шишка на затылке да еще странная тоска по чему-то неведомому.
Он с удовольствием поужинал. Доктор, явившийся к десерту, первым делом обследовал затылок Ванго.
— Ну, все уже почти прошло!
Да, для Ванго все уже почти прошло.
— Вы не попробуете мой суп? — спросила Мадемуазель из чистой вежливости, прекрасно зная ответ. — У меня осталась целая тарелка.
— О, я не хотел бы злоупотреблять, — ответил доктор, уже засовывая за ворот салфетку, — мне следовало бы отказаться…
И доктор уселся за стол. Трудно сказать, отчего так ярко заблестели его глаза — от запаха супа или от улыбки Мадемуазель.