Мимо меня промчалась какая-то дородная то ли кухарка, то ли прачка в переднике и чепце, съехавшем на левое ухо. В суматохе она чуть не зацепила локтем народного любимчика Джуэла, и даже не обратила внимания. Уже одно это было странно. Народ носился из комнаты в комнату, часть дверей были распахнуты и обитатели экстренно упаковывали вещи, кидая в сундуки все без разбора.
Джуэл поймал за рукав первого же мужика в бархатном камзоле: дворянина или просто богатого купца, я до сих пор путалась.
— Любезнейший, что случилось? — властно спросил он.
Мужик хотел ответить, но оглянулся на меня, Иолли, которая уже пришла в себя и наступил на горло собственной песне:
— Там… не очень хорошие дела творятся, Ваше Высочество.
— Какие дела? — спросил принц, пока еще вежливо, но уже с опасными нотками раздражения в голосе.
— Так, говорю ж, нехорошие, — повторил мужик, преданно глядя на Джула, — такое… пришло под стены и чего-то требует. А Ее Величество Александра не знает, что сказать.
— Кто пришел! Говори толком, иначе сейчас самого прикажу со стены скинуть, — рявкнул народный любимец, потеряв терпение.
— Да пи…ц пришел, — заорал мужик прямо в лицо принцу, — уе… белое приползло, съе…ть отсюда надо. Пусти меня, Высочество, у меня пятеро детей и женка шестым беременна!
С этими словами мужик вывернулся и почесал прочь по коридору. А мимо нас текла человеческая река: кто с узлами, кто с шкатулками, кто налегке. "Титаник", блин! Только оркестра не хватает.
На дворе тоже царила суета, но более осмысленная. Если кто и бегал, то строем и под руководством командира. Не скажу, что это действовало на народ успокаивающе. Когда мимо тебя несется два десятка до зубов вооруженных мужиков и один из них истошно орет: "Быстрее, быстрее, Королева в опасности!" — тут и каменной статуе поплохеет.
Джуэл статуей не был.
— Что с матерью? — побледнел он и поспешил за отрядом. Переглянувшись, мы с Иолли рванули за ним, подобрав юбки — на верх башни, на смотровую площадку, открытую всем ветрам. Ту самую, с которой в последнее время Король летал на охоту. А что, мы — рыжие? Женское любопытство сильнее страха. По крайней мере до тех пор, пока пугать не начали всерьез. А потом, обычно, бывает уже поздно.
Всегда подозревала, что всякие героические дамы вот так и получаются — из тех, кто сначала не смог справиться с собственным слишком длинным носом, а потом — вовремя удрать. И пришлось стоять насмерть.
Мы поднимаемся на башню, где уже прорва всякого народу, в основном — военного, но есть и гражданские: служители храма, целители. Кажется, говорили, что Королеве было плохо…
Толпа расступается перед Джуэлом, а мы пристраиваемся в кильватере, как две плотвички за китом.
Ее Величество Александра стоит на самом краю башни — и ведь не боится нисколько! Подбородок вздернут, в льдистых глазах — вызов, губы поджаты.
— Повторяю, — говорит она, негромко, но голос ее, усиленные специальным заклятьем, отчетливо звучит в каждом уголке долины, на много миль, — Я ничего не знаю о твоей дочери, Змей. У меня в замке таких не было… А если бы появилась, я бы немедленно позвала стражу и Служителей Храма!
— С-с-с! — разгневанный свист прерывает речь королевы и над венцом башни появляется огромная змеиная голова в короне. Мощный раздвоенный язык тянется к королеве. Александра не шевелится, только глаза щурит.
— Она здесь! — слышу я совершенно отчетливо. Голос звучит в моей голове. Змей ничего не произносит, но я слышу каждое слово, — Она была здесь совсем недавно. А сейчас я перестал слышать ее сердце. Я хочу видеть мою дочь. Если ты, дерзкая женщина, не выпустишь ее за ворота через три короткие клепсидры… Пеняй на себя!
— И что будет? — холодно спросила Александра.
Змей тоже сощурился. Странно это выглядит, когда у тебя нижнее веко… Странно — и страшно. Я перепугалась до икоты, только необходимость поддерживать Иолли удержала меня на ногах.
А принцесса, повалявшись в обмороке, словно обрела второе дыхание — стояла себе вполне твердо, смотрела прямо. Только губы покусывала нервно, и, в конце концов, искусала в кровь.
Но не визжала, и то хлеб!
— Будет? Смотри, что будет, глупая женщина! — Здоровенный, как поезд в метро, змей-альбинос подтянул свой мощный кремовый хвост и как будто легонько ударил по воротам.
И вынес их к черту — погнутые створы, которые открывали лебедкой не меньше, чем вдвоем, громыхая, полетели по улице, словно бумажный пакет, подхваченный ветром.