А Марк уже шагнул ко мне, выдернул меня к себе, прижал так, что перехватило дыхание и, захватив мои губы своими, уже… нет, не целовал — лишь упоенно дышал в такт со мной.
Люди могли интриговать хоть до посинения, а дух водопада решил по-своему.
Кажется, я потеряла сознание. Если это возможно — потерять сознание, оставаясь на ногах. Соображаловка точно отключилась.
В храме царил полнейший кавардак, Александра трясла бедного жреца, как грушу, намереваясь утопить его в фонтане. Обалдевший от неожиданности принц в восьмой… или уже в восемнадцатый раз целовал Иоланту, теперь уже свою, законную супругу, и немота ему совершенно не мешала — в этом королева не ошиблась.
Гортензия сияла и шумно поздравляла молодых, через два слова называя принца сыном, герцог был хмур и озадачен, брюнетка сияла на весь храм ярче розовых бриллиантов, а гости не понимали кому дарить подарки.
Конец этому дурдому положил Его Величество.
— Ладно, — негромко бросил он, и хаос немедленно осел, а затем и юркнул под плинтус, — То, что превыше людского разумения, сказало свое слово. Нам остается принять его волю. Да будет так. Властью короля Румона полностью подтверждаю свершившееся ныне в храме и скрепляю браки светской печатью. Джуэл, Иоланта. Подойдите ко мне, дети и дайте клятву наследников.
— Пойдем отсюда, — шепнул Марк, — самое время удирать.
— А… ты можешь мне объяснить?
— Потом, — отмахнулся он, — все плохо, но все завтра. Темные боги, Маргарита, неужели твое любопытство не может подождать до утра?
— А твое?
— А мое, кажется, сдохло. Но хоронить тоже буду завтра, все завтра.
— А закат?
— Ты так хочешь его увидеть?
Я честно прислушалась к себе.
— Знаешь, кажется, все-таки хочу.
— Тогда бежим!
— Куда?
— Окно моей спальни — лучшее место для наблюдения за водопадом. Точно. Потому и башня досталась мне дешево, там никто не хотел селиться.
Пробег по вечернему городу в памяти не отложился, должно быть, я все еще была "без сознания". Зато кое-что другое я помню отлично. Мы уже подбегали к башне, когда Марк шепнул: "Не бойся!" и — подпрыгнул. Высоко подпрыгнул. Очень высоко… Я ахнула и прижалась к нему, когда поняла, что город стремительно подает вниз: улицы, лестницы, ограды.
Секунда — и мы оказались на балконе.
— А что? Так быстрее, — отмазался колдун, — вот тебе твой закат. Любуйся. Я всегда держу слово.
Рыжий шар солнца становился малиновым и медленно погружался в чашу, легонька касаясь всех пяти потоков.
— Сейчас еще брызги засветятся, — шепнул колдун куда-то мне в шею.
— Марк! — ахнула я.
— Ты любуйся, не отвлекайся. А я делом займусь…
Под "делом" Марк подразумевал мое свадебное платье, которое шили с таким расчетом, чтобы его спокойно, не напрягаясь, сняли с невесты четыре горничные. После пятого или седьмого поминания темных богов я не выдержала.
— Слушай, великий воин. У тебя там где-то без дела длинный такой кинжал валялся?
— Заколоть портного? — живо откликнулся он.
— Да возьми и просто разрежь этот розовый ужас к чертовой бабушке.
— Слушаюсь, моя королева.
Кинжал оказался почему-то рядом, под рукой. То ли Марк его позвал, то ли всегда был вооружен. Темное лезвие матово светилось в полутьме и до меня вдруг дошло, что кромка очень острая.
Я крепко зажмурилась, стараясь не дышать.
Холодное лезвие коснулось спины. Кожей я почувствовала опасный холод режущей грани. Нож скользил рядом со шнурками, аккуратно и медленно срезая их один за другим. Марк вдруг совершенно перестал торопиться и поминать темных богов. Теперь движения его стали уверенными и точными. Со сводящей с ума аккуратностью он раскроил корсаж на четыре части, срезал рукава, скользнул по ленте, скрепляющей юбки.
Между прочим, корсажная лента невероятно прочна, на ней можно грузовик потянуть. Насколько же, действительно острый этот нож?
Ночной ветер скользнул по голым плечам. Я смотрела, как тускло сверкает в темноте лезвие, и как светятся глаза черного колдуна. Как он неотрывно смотрит на мое лицо. И тут до меня дошла еще одна вещь — Марк смотрел мне в глаза, а не на то, что творил нож в его руке.
Я хотела сказать об этом, но горло перехватило. Не страхом. О, нет, совсем не страхом. Было что-то невероятное в том, как с меня падали обрезки сначала пышных юбок, потом тонкого белья, подвязок. Каждый раз, когда лезвие касалось кожи, я закусывала губу, чувствуя, как нарастает острое удовольствие.
— Твоя очередь, — хрипло шепнул он.