За десять лет Ваниль прибавила в груди, в бедрах и заднице — ей это шло.
И накопила на банковском счете почти двадцать тысяч евро.
Всякий раз, когда она приезжала в Чудов, мать заводила один и тот же разговор: “Пора замуж, пора”. Ну конечно, Ванили хотелось встретить своего милого. Но что-то удерживало ее, что-то мешало ей ответить взаимностью тем парням, которые изредка пытались за нею ухаживать. Одному из них она даже позволила поцеловать ее по-настоящему, с языком, но когда он вдруг полез под юбку, оттолкнула и сказала: “Нет”. И больше с ним не встречалась.
Матери она об этом, конечно, не рассказывала. Ваниль была не то чтобы очень уж скрытной, но никогда не забывала о тех днях, когда мать обвиняла ее в смерти Ниночки, в смерти, которую Ваниль приманила злым словом.
Ей было двадцать шесть, и она понимала, что рискует остаться одна, и догадывалась, что мечта может убивать, но ничего не могла поделать. По вечерам жарила куриную печенку и мечтала о настоящей жизни. Иногда вспоминала того парня, с которым целовалась. В том, что тот парень поцеловал ее с языком и залез под юбку, она не видела ничего плохого. Ей даже хотелось, чтобы ее целовали именно так, с языком, и чтобы кто-нибудь залез ей под юбку, и хотелось всего того, о чем рассказывала Юлька после свадьбы, но — нет, она сказала “нет”, потому что нет. Дело было не в парне, а в мечте, бессмысленной, как жареная куриная печенка.
Нико позвонил накануне Рождества, поздравил, а потом позвал в гости.
— На Майорку? — ахнула Ольга.
— Денег я пришлю, — сказал Нико. — Приезжайте, когда сможете.
— Приедем, — прошипела Ваниль, глядя на мать страшными глазами.
— Приедем, — испуганно проблеяла мать, — о, Боже ж ты мой, приедем...
Ваниль не сказала матери о тех двадцати тысячах евро, которые накопила за десять лет на банковском счете. Нико прислал денег, и Ольга занялась формальностями: виза, страховка, билеты. Бегая по конторам, она узнала, что ее дочь вряд ли бы пустили в Испанию одну: считалось, что одинокая девушка может там остаться и заняться проституцией. Об этом Ольга с удовольствием сообщила дочери. Та посмотрела на нее пустыми глазами и ничего не ответила.
Ваниль погрузилась в Интернет — изо дня в день она разглядывала снимки Майорки и читала об арагонском короле-завоевателе, о черных котах, спасавшихся от инквизиции, о Шопене и Жорж Санд, о скромной и трудолюбивой красавице Консуэло и ее милых — красавце Андзолетто и смуглолицем графе Альберте, восхитительном и загадочном...
Она не думала о Нико — он и без того был частью ее химического состава — она думала о новой, настоящей жизни, где ее наверняка ждет милый, восхитительный и загадочный, и где не будет куриной печенки.
Ольга записалась в фитнес-клуб, села на диету, купила себе купальник, в котором ее грудь казалась побольше, и стала иногда задумчиво напевать: “Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка...”
Ваниль посматривала на мать с улыбкой — она никогда не видела ее такой оживленной.
— Чего лыбишься? — сказала Ольга. — Я-то еду понятно зачем, а ты-то?
— Дурочка ты, мама, — сказала Ваниль. — Ох и дурочка.
На “дуру” Ольга обиделась бы, а на “дурочку” — кто ж на “дурочку” обижается?
Незадолго до отъезда Ольга решила купить себе красивый халат – видела такой в ГУМе.
— Тогда надевай новые туфли, с каблуками, — сказала Ваниль. — Заодно разносишь.
В ГУМе их нагнала толпа молодых людей, сыпавших вниз по лестнице. Ольга шарахнулась от них, покачнулась на непривычно высоких каблуках, Ваниль толкнула мать — та вскрикнула и полетела вниз головой.
В ожидании “скорой” Ваниль держала мать за руку и шептала: “Я ж говорила: дурочка... дурочка, дурочка...” И щурилась, глядя на беспомощную Ольгу.
Через восемь дней Ваниль улетела на Майорку, оставив мать в больнице с черепно-мозговой травмой, переломами позвоночника и правого голеностопа.
Она проснулась после обеда, приподнялась на локтях, обвела взглядом огромную комнату, залитую солнцем, и глубоко вздохнула. Накинула халат, вышла на террасу, с которой открывался вид на море — до горизонта, до рези в глазах. Первый день на Майорке. Первый из четырнадцати.
Когда она с матерью ездила в Турцию или Египет, то они заранее составляли программу — где побывать, что посмотреть. Собираясь на Майорку, она не задумывалась о том, что будет делать на острове. Майорка — это настоящая жизнь, вот что она думала, а настоящую жизнь невозможно спланировать — это не куриная печенка по сто семьдесят девять девяносто за кило, которую Ваниль умудрялась растянуть на неделю. Если Нико пригласил ее, то ему и решать, чем Ванили тут заниматься.