– Андреа, уйди, пожалуйста, и закрой за собой дверь, – сквозь слезы проговорила Пенелопа.
– Моя маленькая Пепе, кончай дуться и прости своего глупого мужа. Давай мириться! Я принес твои любимые цветы, – как ни в чем не бывало продолжал Андреа, положив на столик благоухающий букет.
Все опять возвращалось на круги своя. Теперь несколько дней он будет вести себя как примерный школьник и станет всячески ублажать Пенелопу, а потом опять начнет ей изменять. Если бы в эту минуту она сказала ему «Я люблю другого», он только посмеялся бы и не поверил. Но вместо этого Пенелопа сказала:
– Знаешь, почему ты застал меня здесь сегодня вечером? Потому что у меня двое детей, которых я люблю больше жизни. Я стараюсь дать им хотя бы видимость спокойствия и душевного равновесия, но это трудно, когда в семье царит ложь и обман. А теперь, пожалуйста, уходи.
Андреа повиновался, а она продолжала сидеть на кровати, утирая слезы горечи и обиды.
На следующий день Пенелопа проводила детей в школу, а потом отправилась в банк навестить отца.
– Дорогая, я рад, что ты заглянула. Есть проблемы? Что я могу для тебя сделать? – озабоченно спросил он.
Мими Пеннизи всегда был для нее образцом. Он был надежен, скуп на слова, но одним взглядом или ласковым жестом мог вселить в нее уверенность.
– Я проходила мимо, вот и решила заглянуть, – сказала Пенелопа. – Мы уже несколько недель не виделись, папа.
Он хотел напомнить дочери, что они не виделись несколько месяцев, но промолчал, хотя беспокоился о ней. В последнее время она трудилась как робот: новый дом, дети, ее сочинения… Когда-нибудь батарейки сядут, и что она тогда будет делать?
– У тебя усталый вид. Садись, дочка. Как дети?
На столе в отцовском кабинете стояли три фотографии в рамочках: Ирена, родители вместе, Пенелопа и Андреа с детьми.
– Спасибо, папа, хорошо. У них все хорошо. Знаешь, я думаю, мне даже необходимо уставать. Усталость избавляет от необходимости думать, – призналась Пенелопа.
– Тебя одолевают плохие мысли, раз ты их избегаешь.
– А может, наоборот. Давай не будем об этом, – попросила она.
– Хочешь прогуляться? – предложил Мими, поднимаясь из-за стола.
Они вышли в переулок, где не было сильного движения. Пенелопа взяла отца под руку и пошла с ним в ногу.
– Помнишь, как ты в детстве учил меня ходить в ногу?
– Правой, левой, правой, левой, – усмехнулся Мими.
– И ты научил меня перескакивать, когда я сбивалась с ритма, – вспомнила она.
– Ты была мечтательной девочкой, – заметил он.
– А ты был молчаливым. Я Тебя очень любила. Больше, чем маму, – призналась Пенелопа.
– Ты всегда враждовала со своей матерью. Всегда относилась к ней как к сопернице. Я этого не понимаю, – с грустью сказал Мими.
– Она всегда была такой красивой… просто до неприличия! Рядом с ней я всегда чувствовала себя неуклюжей дурнушкой. А вот когда я была с тобой, у меня словно вырастали крылья. – Какое-то время они шли молча, потом Пенелопа торопливо проговорила: – Знаешь, я познакомилась с одним мужчиной. С ним я чувствую себя счастливой.
Мими замер на ходу. Вытащив из кармана пиджака пачку сигарет, он закурил, глубоко затянулся и только после этого сказал:
– Хочешь поговорить об этом? Я тебя слушаю.
Она рассказала ему все о Мортимере и под конец добавила:
– Я все время думаю о нем. Поминутно спрашиваю себя, где он, что делает, с кем встречается. Вспоминаю его чудесный голос, вижу перед собой его руки…
– Другими словами, ты влюбилась в него по уши, – сквозь зубы процедил Мими.
Пенелопа кивнула.
– Тебе следует поговорить об этом с мужем.
– Он не настолько благороден, чтобы понять. Все, на что он способен, это закатить скандал.
– А со мной ты заговорила, чтобы очистить свою совесть? – сухо спросил Мими. – Но я не священник и дать тебе отпущение грехов не могу. Я всего лишь твой отец.
Одно могу тебе сказать: ты совершаешь огромную ошибку.
– Ошибку? Какую ошибку? Откуда тебе знать, что правильно, а что нет? Разве это правильно – жить во лжи, в равнодушии, вопреки собственным чувствам и желаниям?!
Едва эти слова сорвались у нее с языка, как Пенелопа поняла, что ее мать именно так и жила с тех пор, как вышла замуж. Пенелопа бросила встревоженный взгляд на отца, но его лицо оставалось бесстрастным.
– У тебя двое детей и муж, которого ты любишь, – напомнил Мими. – Надеюсь, ты об этом не забыла?
– А слово «развод» тебе знакомо?
– О да, я вижу, у тебя и в самом деле выросли крылья. Ты даже не успела как следует узнать человека, в которого влюбилась, а уже говоришь о разводе. Это уж слишком. Порви с ним, пока еще не поздно. А главное, расскажи обо всем Андреа. Может, он и закатит скандал, как ты говоришь, но не исключено, что откровенный разговор – это единственный способ удержать мужа, который несмотря ни на что тебе очень дорог. Иначе может случиться непоправимое. Пойдем, мне пора возвращаться, – сухо проговорила Мими, подводя черту под разводом.
Когда Пенелопа вернулась домой, ноздри ей защекотал аппетитный запах жаркого. Она пошла на кухню. Повязав фартук, Андреа стоял у плиты и переворачивал в сотейнике большой кусок телятины. В духовке запекался картофель.
– Разве тебе не нужно в редакцию? – спросила Пенелопа, пораженная видом мужа в роли домохозяйки.
– Я попросил выходной и теперь стараюсь загладить свою вину всеми доступными средствами. Ты так нужна мне, моя маленькая Пепе, – добавил он, обнимая ее. – Не сердись, ради бога! Я этого не вынесу.
– Глазам своим не верю! Ушам, впрочем, тоже, – воскликнула Пенелопа. – Ты готовишь обед, а на столе свежие цветы.
Пенелопа действительно была обескуражена. И, как всегда, необычное поведение мужа вызвало у нее подозрение.
– В чем тут подвох? – спросила она.
После разговора с отцом ей хотелось остаться одной и хорошенько все обдумать. Ее поразило утверждение отца по поводу ее отношений с Андреа: «Несмотря ни на что он тебе очень дорог». Мими был прав. Муж был ей дорог по тысяче причин, не имевших отношения ни к влюбленности, ни к сексуальному влечению, ни даже к тому факту, что он был отцом ее детей. Этот глупый, неверный мальчишка-муж затрагивал какие-то очень важные струны в ее душе, давал ей возможность чувствовать себя незаменимой, нужной ему.
– Никакого обмана, все по-честному! – громко объявил Андреа, подражая ярмарочным зазывалам.
– Тогда почему мне кажется, что мной манипулируют? – Вопрос вырвался у нее невольно.
– Только не я. Я всегда относился к тебе очень серьезно и уважительно, – заявил Андреа, прижимая руку к сердцу. Он говорил искренне. Не успела Пенелопа собраться с мыслями для ответа, как он спохватился: – О боже, жаркое подгорает! – и бросился к плите.
Пенелопа смотрела на него в растерянности. Андреа подошел к ней и положил руки на плечи.
– Пепе, ты самое дорогое, что у меня есть. Сам не понимаю, как это мне вечно удается все испортить. Но я всегда сразу же раскаиваюсь и прошу у тебя прощения. Прошло три с половиной месяца с тех пор, как я вернулся из Сан-Ремо. С тех пор мы не спим вместе. Почему? Неужели ты действительно считаешь меня худшим из мужей? Нет, я уверен, что ты так не думаешь. Как бы то ни было, с сегодняшнего дня я намерен стать лучшим из мужчин. Я сам заберу детей из школы. Мы все вместе сходим в кино, а вечером, когда эти маленькие чудища наконец угомонятся, мы с тобой останемся вдвоем, и я расскажу тебе о своей любви. И ты не будешь от меня прятаться в гостиной, да?
Пенелопа понимала, что нужно любым способом оградить себя от этой нежности, пока та не затопила ее, как река в половодье. Она знала, что рано или поздно этот поток снова, уже в который раз, вынесет ее на скалистый и бесплодный берег разочарования. Отступив на шаг, она окинула мужа холодным взглядом.
– На этот раз у тебя ничего не выйдет. Я никогда не прощу, что ты привел свою очередную любовницу домой. Суток не прошло с тех пор, как ты валялся с ней в нашей постели. Теперь ты не знаешь, как выбраться из затруднительного положения, и задумываешь новое представление. Берешь отгул и думаешь, что я, как всегда, брошусь тебе на шею. Не надейся, это не подействует, – сказала Пенелопа, снимая туфли на высоком каблуке и с вызовом глядя на мужа. Развернувшись, она направилась в ванную и захлопнула дверь у него перед носом.