– Жена тебя бросила. Так?
– Откуда ты знаешь? – удивился Андреа.
– Во сне видела. А может, мне птичка насвистела, – хитро усмехнулась Мария.
Андреа смотрел на нее в растерянности. Сознает ли его мать, что говорит?
– Сегодня утром перед школой заходил Даниэле. Смотри, что он мне принес, – продолжала она, указывая на образок, стоявший на тумбочке.
Андреа взял в руки изображение благословляющего Христа в длинном белом одеянии с ранами на руках и на ногах. На подоле одеяния его сын написал фразу, поразившую его до глубины души: «Люблю тебя, Иисус».
– Он весь запыхался от бега, бедный мальчик. Поцеловал меня, дал мне этот образ и просил помолиться, чтобы его мама вернулась домой, – объяснила Мария.
Андреа почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
– Ты их вырастил безбожниками, твоих бедных деток. Таким же вырастил тебя твой отец. Но им нужна вера в бога. Я помолюсь, чтобы Пенелопа нашла дорогу домой. А ты попытайся помолиться, чтобы господь просветил тебя и сделал лучше.
В полной растерянности Андреа молча положил образок обратно на тумбочку. Как же так? Ему казалось, что он знает свою жену и своих детей, а теперь выяснилось, что он ничего о них не знает. Абсолютно ничего. С каждым днем он все больше убеждался в этом. Для него существовали одни только амбиции и суета: работа, продвижение по службе, беготня за женщинами.
– У Пенелопы был любовник. Ты об этом знала? – тихо спросил он.
– Ты женился на хорошей девушке. Я люблю ее как родную дочь. Тебе повезло, что она тебя не бросила много лет назад. Если бы она ушла тогда, ты потерял бы ее навсегда. А теперь есть надежда, что она передумает и вернется.
– А я должен делать вид, что ничего не случилось? Да я придушить ее готов!
– Я тоже изменяла твоему отцу, – вздохнула Мария. – Целых два раза. Это было в самом начале. Он бросал меня одну, и я была очень несчастна. Твой отец об этом узнал и сделал вид, что ничего не было. Но он не перестал мне изменять. А я была по-прежнему несчастна. Постарайся, чтобы с твоей женой это не повторилось.
Мария уснула. Андреа долго сидел рядом с ней, тихонько поглаживая ее по здоровой руке. Его мать права. Что его толкало на постоянные измены любимой жене? В первый раз это вышло случайно. Он вспомнил ту ночь в Рэмзгейте, в гостинице «Прайори». У него и в мыслях не было бросать Пенелопу в одиночестве! Когда они вошли в свою прекрасную комнату, Пенелопа закрылась в ванной, а он, высунувшись в окно, увидел на улице Джованни Солчи. Он был не с Донатой, а с каким-то парнем. И они целовались.
– Я на минутку загляну к Джованни, – сказал он Пенелопе.
Бегом спустившись вниз, он распахнул парадную дверь, но на улице уже никого не было. Тогда Андреа снова поднялся на второй этаж и постучал в дверь комнаты Джованни. Ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь приоткрылась, и Джованни выглянул в щелку. Он был голый.
– Чего тебе? – спросил он.
– Ничего. Извини. Мне показалось, что я видел тебя на улице. И ты был не один. Мне это показалось странным, – попытался объяснить Андреа.
– Да иди ты к черту! – воскликнул Джованни, захлопывая дверь.
Сбитый с толку Андреа опять вышел на улицу, в растерянности спрашивая себя, что с ним происходит. Он не сомневался, что одним из парней, целовавшихся на улице у него под окном, был именно Джованни, и теперь спрашивал себя, откуда взялась такая уверенность. Наверное, выпил слишком много пива, сказал он себе, и решил немного прогуляться по утесам. На обратном пути он собрал для Пенелопы, которая, конечно, уже заждалась его, букет «золотого дождя», а в дверях гостиницы столкнулся с Эмануэлой. Она была в компании еще двух фотографов, и все втроем они дружно пригласили Андреа выпить с ними еще по одной. Когда они вернулись в гостиницу, Эмануэла затащила его к себе. Он был уже сильно пьян и только на рассвете, придя в себя, сообразил, что произошло и как ему теперь нагорит от Пенелопы. Схватив цветы, Андреа вернулся к жене, полный решимости клясться до гроба, что он ей не изменял. А позже, вновь увидевшись с Джованни, он устыдился своих ночных подозрений.
– Извини за прошлую ночь, – начал Андреа.
– Это ты меня извини, я же тебя к черту послал! Но ты вынул меня из душа, – ответил Джованни.
Это были чудесные каникулы. В Англии они зачали Лючию.
– Привет, Андреа, – раздался в дверях язвительный голос, заставивший его подскочить на месте.
София, вторая закадычная подруга его жены, улыбалась ему с порога. Она походила на картинку с обложки модного журнала: бледно-розовый шелковый костюм, замшевые туфельки и сумочка цвета черного жемчуга, жемчуга в ушах и на шее. И плюс к тому великолепная прическа и безупречный макияж – ни дать ни взять молодая дама, отправляющаяся на светский прием. Зная, какого она низкого о нем мнения, Андреа смотрел на нее как на стихийное бедствие в его жизни. Пенелопа не предпринимала ни одного серьезного шага, не обговорив его предварительно с Софией.
Андреа ее терпеть не мог, потому что у Софии было все, чего ему самому не хватало: собранности, умения добиваться поставленной цели, сохранять спокойствие в трудные минуты, врожденного чувства стиля, позволявшего Софии вести себя непринужденно в любой ситуации. А главное, в отличие от него она пользовалась безграничным доверием Пенелопы, которая всегда следовала ее советам. София «заведовала» их свободным временем, подсказывая Пенелопе, куда следует непременно съездить, какую выставку нельзя пропустить, какой концерт надо обязательно послушать, какое меню предложить гостям во время праздничного ужина, какой горный курорт выбрать для отдыха с детьми. Домработницу Присциллу им тоже «удружила» София. Если у Пенелопы возникало какое-нибудь затруднение, она звонила Софии, и та мгновенно находила правильное решение.
– Она так погружена в чужие дела, что на свои у нее времени не хватает, – злорадно заметил Андреа, когда узнал, что Софию бросил ее муж, Сильвио Варини.
Впрочем, досточтимого профессора он тоже терпеть не мог, считая его чванливым и напыщенным болваном.
Но сейчас, когда София появилась в дверях больничной палаты, Андреа искренне обрадовался ей. Он поднялся, пошел ей навстречу и обнял ее.
– По правде говоря, вот уж кого не ожидал увидеть здесь, – признался он.
– Я подумала, что Мария будет рада меня видеть. Я принесла тонизирующий лосьон: надо, чтобы ей делали массаж. В больнице такими вещами не занимаются, хотя они так же важны, как любое лечение. И, поскольку я оптимистка, игральные карты я тоже захватила. Вдруг ей придет охота сыграть в дурачка?
С этими словами София выложила на кровать целую кучу пакетиков. Мария спала. София ласково погладила ее по лбу.
– Возвращайся к детям, – сказала она Андреа. – Я побуду с ней до прихода ночной сиделки.
– Ты очень добра, – признательно прошептал Андреа.
– Я всегда такой была. Но это не добродетель, это у меня врожденное. Знаешь, как бывают прирожденные музыканты или прирожденные забияки, – скромно заметила София, хотя его слова явно польстили ей.
Вернувшись домой, Андреа увидел возле парадного Роберто Традати, кавалера своей дочери.
– Что ты здесь делаешь? Почему не заходишь? – спросил Андреа.
– Мне надо отвезти Лючию на репетицию фламенко, – объяснил юноша.
– Сколько можно репетировать? Ты вчера ее возил и позавчера тоже.
– Концерт назначен на послезавтра. Эти бедные девочки работают как каторжные, – вздохнул Роберто.
– А почему бы тебе самому не записаться в танцкласс?
– У меня призвания нет. Для Лючии это очень важное дело, она всю душу вкладывает. Но я хотел бы вас кое о чем спросить. У них там испанский преподаватель, он с ней в паре пляшет. На мой взгляд, он уж слишком хорош собой и танцует, как сам черт. А Лючия смотрит на него… ну прямо глазами поедает. Она говорит, что это часть танца, «пафос», как она это называет. Но мне это не нравится. У вас больше опыта в общении с женщинами. Что вы думаете? Я должен ей верить?