Мы были представлены всем женам, но они не были с нами любезны и не выказали любопытства.
— Они грустят, потому что у них нет детей, — объяснила негритянка. — Это из-за Сиди. Но пусть бережется та, кто скажет об этом или взбунтуется — она закончит свои дни в доме напротив.
— Где напротив?
Выйдя на террасу, Шушана показала нам на большое богатое здание с маленькими щелями вместо окон и двумя деревянными дверьми с замками.
— Это дом Послушания.
— Что это? — спросила Лейла, не будучи знакомой с городскими обычаями.
— Место, где оказываются женщины, которые бунтуют, — лаконично ответила Шушана.
— Как беженцы Ишка? — спросила женщина.
— Разве что здесь несчастным дают шанс на искупление, — ответила я.
Домоправительница не уделила внимания сравнению и продолжила:
— Это особенность Рэя. Те, кто не принимает брак, осмеливается поднять голос на мужа или жаловаться на судьбу, рискует оказаться здесь взаперти. Здесь оказываются горячие головы, которые планируют побег, недостойные матери и даже избалованные женщины, которые отказываются готовить. Хуже всего тем, кто отказывается ублажать супруга в постели, не понимая, что за это они будут прокляты небесными ангелами.
Мы с Лейлой засмеялись, как заговорщицы. Негритянка ничего не поняла, но на этот раз чуть не рассердилась. Я успокоила ее, заверив, что наш смех не относился к ее словам, а касался старого разговора с моей дочерью.
Она спросила, заметили ли мы гиганта перед дверью, и добавила:
— Время от времени он отгоняет мужей, которые хотят поучить жену собственными руками. Внутри есть стражница, которая каждый вечер докладывает им. Бывает, что некоторые из заключенных отказываются от подарков, которые мужья приносят им, чтобы задобрить. Часто слышно, как плачут те, кто не хочет возвращаться домой.
— Я думаю, что все они в итоге возвращаются, — вздохнула Лейла. — Не просто так это место называют домом Послушания.
— Скажи лучше: дом преступлений сердца, когда оно больше не любит, тела, когда оно пресыщено, самой сущности женщины, когда она задыхается! — отрезала я.
Шушана кивнула, и на глазах моей подопечной выступили слезы.
Я подумала о том, что Лейла готова оплакивать чужое горе, и это поможет ей забыть о своем. Газель Зебиба, еще не разбираясь в том, что касалось тела и ума — когда речь не шла о ее запечатанном влагалище, — узнавала об испытаниях других девушек, как путешественник, увидевший новые земли и вернувшийся оттуда закаленным. Слыша рассказы о печальных судьбах других, она яснее поймет свою.
Вдруг я поняла, что серьезна до ужаса! Внутренний голос насмехался надо мной, и я услышала упрек: «Хватит, Зобида! Ты не станешь исцелять души или поучать, ты, всегда любившая кормиться молоком членов! Я тебя не узнаю, Зобида! Тебя ведь интересуют не зло и не добро, не так ли? Только наслаждение тела, когда оно взрывается, влагалище, когда из его влаги рождаются звезды, члены, когда на их головке вращаются кометы. Эй! Не беспокойся, Зобида! Благодаря любви душа будет очищена от преступлений и ужаса, как небо от болезни. И Рэй от диктатора».
Я заставила Лейлу наблюдать за тем, как шейх приходит к женам и покидает их, перемещаясь между вторым и первым этажом, где жили мы. На следующий день мы заметили, что он нарушал правила. На самом деле он не посвящал всю ночь одной жене, а посещал несколько комнат за раз.
В этот вечер Лейла увидела, как он постучал в первую дверь, через час во вторую, потом в третью. Он вошел в комнату, вышел, покашлял, направился на цыпочках к другой комнате, вошел и появился снова только в четыре часа, волоча ноги. На рассвете он вышел, задыхаясь и придерживая накидку.
— Вот это мужчина! — сказала я Лейле. — Трудится над четырьмя женщинами каждый вечер. Он заслуживает звания лучшего любовника!
Мы были удивлены еще раз. Через час мы увидели, как Сиди вернулся к самой молодой из своих жен, с которой он начал, и вышел только утром.
— Думаете, он получает удовольствие с каждой? — спросила Лейла.
— Конечно. Но не потому, что спит с одной или с другой, а благодаря тому, что распоряжается всеми четырьмя. Это не любовь, девочка моя, это арифметика. Этот мужчина получает удовольствие, законно владея четырьмя женщинами. — И добавила, провоцируя ее: — Он мог бы оказать уважение и нам. Но после такой утомительной гонки это его не прельщает.
— Почему? Нужно только заставить его изменить маршрут, — прошептала Лейла.
— Ты осмелела, малышка. Ты уже строишь планы, чтобы попасться ему.
— Это для вас, тетя, чтобы немного повеселиться в ожидании отъезда…
Я поняла, что приучила ее к своим выходкам. Вот она уже представляет, какую жизнь я веду на протяжении десяти лет…
— Ты забудешь о своем муже… — Я притворилась, что отчитываю ее. — Ты больше не захочешь его, если это будет продолжаться.
— Речь идет не о любви и не о муже, а только о сексе, тетя, вы сами меня этому учили.
При слове «секс», услышанном от Лейлы, я подумала о ее матери. Бедная Фатима, твоя дочь скоро ускользнет от тебя, ты уже не смогла бы ее узнать!
Тем не менее я притворилась, что упрекаю ее:
— Жаль, что я слышу, что ты говоришь о сексе, как мужчина, а я хотела открыть тебе прекрасную сторону любви.
— Скажем, что вы хотели открыть мне мое тело.
— Это судьба каждой женщины — терять при этом воспоминание о своей душе.
Она воскликнула:
— Тетя, я вас уже не понимаю.
— Я сама себя не понимаю, — сказала я, и мы засмеялись, как заговорщицы.
Неважно. Слова Лейлы разбудили моих демонов, и мое тело напомнило о себе. Я решила, что следующей ночью буду с многоженцем, и, решив так, я остро захотела секса. Идеи всегда так приходят: даже будучи смешными, они заставляют вас действовать и думать, что вы уже на правильном пути.
Я подумала, что достаточно послать за ним Лейлу, как только он спустится. Она подтолкнет его к моему ложу и будет стоять на страже — после случая с торговцем маслом, вспомни, Али, она уже привыкла к этому.
Я отправилась искать Лейлу — и нашла ее только через час. Она объяснила, что ходила на базар за карандашом для бровей. У меня не было времени на то, чтобы упрекать ее за неосторожное решение одной выйти на улицу, и я скорее посвятила ее в свои планы. Я уточнила, что Лейла может за нами понаблюдать, и поняла, что она не отказывается.
Лейла встретила Сиди внизу лестницы и сослалась на то, что я лежу в агонии и мне необходимо помочь, если только он не хочет смерти под своей крышей.
Конечно, я чуть не умерла, но от желания! Сиди обнаружил меня лежащей, наполовину обнаженной. Он наклонился над моим изголовьем, и я томно протянула к нему руку, которая упала на его колени, невольно погладила бедра и прошла совсем рядом с членом. Больше ничего не понадобилось, чтобы он забыл даже о присутствии Лейлы: по крайней мере, обилие женщин под его крышей не привело его к тому, чтобы путать их с вещами. Он не замечал мою подопечную, которая в двух шагах от нас наблюдала за увлекательной сценой. Сиди взял меня сзади, без сомнения, это была его любимая позиция, и трудился надо мной, пока я хлопала его по бедрам, чтобы он ускорился и вошел глубже.
Я должна была признать выносливость и силу мужчин, которые оказывают честь стольким женщинам сразу. Сиди развил бешеный напор, говорил на нескольких языках, бредил, произнося имена своих женщин, а затем и мое, смакуя его и упирая на «з» и «б», целуя мой затылок. Это безумие меня забавляло. Я говорила себе, что если я пользовалась тем пылом, который он тратил на своих жен, то и в отношении его было, верно, то же самое. Будучи новой избранницей, я обогащала его, мощь шейха росла, голос становился уверенней, и орган работал на благо владельца. Каждое влагалище укрепляло его копье и увеличивало власть. Каждый вечер эмир навещал свой гарем, где я теперь фигурировала в качестве пятой наложницы.