9 июня 1952 года. Хейероде.
“Дорогой Ваня! Когда это письмо придет к твоей сестре, то ты уже наверняка закончишь свою учебу. Ваня, мой Ваня, пожелаю тебе успехов при сдаче экзаменов. Что ты думаешь дальше делать? Останешься с сестрой? Пожалуйста, Ваня, теперь ты имеешь больше времени, так как не сидишь за школьной партой, теперь пиши мне регулярно, примерно одно письмо в месяц. Сделай так, Ваня! Здесь, в Хейероде, нет ничего нового. Эрна, моя сестра, уже имеет 5 детей. Ее муж служит в Народной полиции, Гюнтер и Хорст, мои братья – горняки. Моя работа – я тружусь в детском доме. Да, Ваня, жизнь идет дальше, и мы становимся все старее. Встретимся ли мы еще раз? Ваня, это была бы бесконечная радость.
Приветствую твою сестру, и твоего отца, и твоего зятя. Особенно приветствую малышку твоей сестры. Если твоя сестра принесет еще маленькую девочку, то, пожалуйста, Ваня, пусть ее назовут Лизой. В этот конверт вкладываю фотокарточку. (Она воспроизведена в главе 3 этой книги.) Напиши мне ответ, пожалуйста, поскорее. Тебя приветствует, как всегда, только твоя, Лиза.”
Женитьба моя на студентке не состоялась. После окончания института осенью 1952 года я, как молодой специалист, оказался в столице индустриального Урала, в городе Свердловске. Я сразу же сообщил Лизе свой новый адрес, и наша переписка, наша любовь вспыхнула с новой силой. Теперь я сам, замаливая свои грехи, писал ей почти каждую неделю, а Лиза аккуратно отвечала на каждое мое письмо. Я удивлялся тогда и удивляюсь сейчас, сколько терпения, изобретательности и настойчивости проявляла она, чтобы сохранить нашу переписку, а вместе с ней и саму любовь. Еще четыре года, четыре чудесных года, мы жили только одними письмами, в которых без стеснения продолжали объясняться в любви и преданности, как будто влюбились друг в друга только вчера. Спустя девять лет после разлуки мы были так же влюблены друг в друга, как и прежде. Мне было уже далеко за тридцать, но я после Лизы не знал и не хотел знать женщин и не думал жениться.
В то время я основательно увлекся журналистикой как хобби, писал статьи, репортажи, стихи не только в местные и центральные газеты. Занимался в литературном кружке при областной молодежной газете “На смену”, а чуть позже стал даже нештатным корреспондентом немецкой молодежной газеты ГДР "Junge Welt” (“Молодой мир”). В июне 1955 года эта газета опубликовала мой большой с продолжением в нескольких номерах рассказ “Das Gerucht” (“Слух”), написанный по материалам моего комендантства в Хейероде. Конечно, я сообщил Лизе эту важную новость, а также название газеты, номера и даты выхода ее и просил Лизу прочитать этот мой первый напечатанный рассказ.
Я был активным членом партии, в которую вступил еще будучи на фронте, и не удивился, когда в начале 1956 года был приглашен на беседу к секретарю Железнодорожного райкома партии города Свердловска по пропаганде Татьяне Ивановне Тиуновой. Глядя мне прямо в глаза, она сурово спросила:
– Вы знаете, что Елизавета Вальдхельм в настоящее время проживает в Западной Германии?
– Я смутился, покраснел до корней волос и с трудом выдавил из себя короткую фразу:
– Нет, не знаю.
– Ваши письма пересылают ей в ФРГ ее родственники, проживающие в Хейероде, так же, как и ее письма отправляют вам. Что вы намерены делать дальше? Жениться на ней вы все равно не сможете, пока нет таких законов и ваша переписка, как мне кажется, не может продолжаться вечно?
Вместо того, чтобы крикнуть: “Может, может и будет продолжаться вечно до окончания наших дней!”, я трусливо нахохлился, помолчал минуту в глубоком раздумье и торопливо пробормотал:
– Напишу ей последнее письмо и попрошу ее сделать то же самое. Объясню ей, что, мол, собираюсь жениться.
BINS ERZAHLUNG VON I. N. BYWSCHICH J ILUUSTRATIONEN HEINZ BIRKNER
(Schluß)
Plötzlich gab еs einen scharfen Ruck, danach einen zweiten, noch stӓrketen. Im Wagen entstand Panik. Außer dem aufgeregten Schreien der Menschen und dem Quietschen der Puffer war nichits zu hören. Der Zug hielt. Energisch mit den Armen arbeitend, schob sich Bjelow mit Mühe zum Ausgang vor. An den Wagen gepreßt, um nicht hinunteraustürzen, rannte er zur Zugspitze.
„Weshalb wurde gehalten?” In seinem Kopf tauchten verwirrte, furchtbare Gedanken auf. Aus dem Nebel hob sich das schwarze Gesicht des Maschinisten ab.
„Was ist geschehen?”
„Rotes Signal!" Der Maschinist sprang aus dem Führerhӓuschen und antwortete unsicher, seine verschmierten Hӓnde reibend: „Irgend etwas blinkte im Nebel auf, vielleicht schien es mir auch nur so.”
Wie aus der Erde gewachsen tauchte Protassow auf. Er war ohne Mütze und atmete schwer. Vor Erschöpfung ließ er die Hӓnde auf die Schulter des Leutnants sinken, unterbrach das Atmen und sagte:
„Wir haben gestoppt. wir merkten… Dort auf der Brücke wurde eine abgeschraubte Schiene festgestellt… Das ist die Arbeit ihrer Hande… Wir konnten aber bis jetzt niemand finden…”