Я прожил большую и, как я считаю, счастливую жизнь. Счастье мое заключается в трех ипостасях: из войны я вышел живым и невредимым; испытал глубину настоящей Любви, Любви с большой буквы, сам любил и был любимым; и, наконец, дал жизнь своим детям, которые являются продолжением меня. В формулу своего счастья я не включаю даже такие важные ее составляющие, как хорошее, даже можно сказать, крепкое здоровье на протяжении всей моей жизни и работа по избранной специальности.
Теперь на склоне своих лет, опираясь на опыт наших с Лизой отношений, я мог бы, пожалуй, сделать для себя и для своих читателей кое-какие выводы. По моим представлениям в любви и в любовных отношениях между мужчиной и женщиной все-таки самое главное, как ни странно, не сама ЛЮБОВЬ как таковая, будь она платонической или физической, а ВЕРА в нее, ВЕРА в избранный объект любви, которому каждый влюбленный должен покланяться как божеству, которому каждый влюбленный должен отдавать всего себя, вплоть до самопожертвования. Только в этом случае влюбленный человек поймет и почувствует, что чем больше он отдает, тем больше он поручает обратно. Это и есть тот самый бумеранг любви, о котором столь много и красочно написано в различных теоретических исследованиях и еще больше в любовных романах и повестях. Но поступать так способен далеко не каждый, для этого нужно иметь желание, волю и даже талант. Вот почему среди влюбленных так много разочарованных людей, разбитых сердец и воплей о несчастной любви, так как все они хотели только получать от любви, ничего не давая взамен. Любовь для себя, только для своего личного потребления никогда не разгорится в яркое обжигающее пламя, о котором мечтает каждый влюбленный. Такая любовь зачахнет и заглохнет сразу, на корню, в самом ее начале.
Моя Лиза была рождена для Любви, для настоящей большой Любви и отдала ей всю свою страстную юную натуру, ничего не требуя взамен. И я благодарю судьбу за то, что она послала мне такое юное пылкое божественное существо, как Лиза, которая и меня научила искусству любви в хорошем смысле этого слова. Я благодарю судьбу также за то, что я познал глубину и силу настоящей любви. Судьба приготовила для меня огромную заполненную до краев чашу любви, которой хватило бы мне на всю мою жизнь, если бы я пил ее маленькими глоточками. Но случилось так, что в самом начале моего жизненного пути я выпил ее одним махом, до дна, и чуть было сам не утонул в ней. И как плата за это счастье последующие годы прошли у меня без любви, так как весь ее лимит мною был уже исчерпан.
Сейчас, на склоне своих лет, я сплю один в холодной постели, около меня нет милого, заботливого существа, с которым можно было бы обменяться словом в трудные минуты жизни. Видимо, я обречен на вечное одиночество. Вот почему, понимая это, я всю жизнь безропотно несу свой крест на Голгофу, потому что ЭТО и есть моя собственная предначертанная судьба, которую нельзя изменить и поправить.
С Лизой я прожил всего полгода, потом переписывался с ней десять лет, а любил я ее одну всю свою долгую и сумбурную жизнь. Меня часто одолевают скорбные думы о моей страдальческой жизни, тревожат сладостные воспоминания о прошлом, и эти думы оканчиваются приступом острой, невыносимой тоски. Тогда я поспешно выхожу на крыльцо своего дома и со слезами на глазах посылаю в бездонную пучину ночного неба свой запоздалый покаянный призыв:
“ЛИЗА, ЛИЗОЧКА, ЛИЗХЕН!
Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
ГДЕ ТЫ? ГДЕ? ОТЗОВИСЬ!..”
И всегда ответом мне служит величественное безмолвие мерцающих звезд, таких же далеких, таких же недоступных и таких же прекрасных, как моя вечно юная ЛИЗА.
Красноярск, 20 января 1995 года
Послесловие автора
Письма и фотографии Лизы многие годы лежали без движения в моем домашнем архиве. Осенью 1994 года на них случайно наткнулась моя 27-летняя дочь Елена и спросила:
– Папа, что это за письма?
Я внимательно посмотрел на нее, как бы размышляя, говорить ей всю правду или воздержаться, но решил сказать:
– Это письма одной немецкой девушки, адресованные мне, которую я любил, и которая тоже любила меня. Это было давно, лет за пятнадцать до твоего рождения.
Лена долго и внимательно просмотрела их и попросила меня сделать письменный перевод, ведь все они были написаны на немецком языке. Я охотно исполнил ее просьбу и к своему удивлению во время перевода заново пережил все те чувства, которые испытывал в то далекое время, когда получал их. “И в груди моей хладной, остылой… ”, как поется в одной старинной народной песне, и в моей груди тоже вспыхнуло пламя, казалось бы, давно потухшей любви. Прочитав переводы, Лена сказала: