Месяца два назад, когда мы с мужем собирались поехать в театр, муж получил извещение, что один из его кораблей потерпел крушение близ Руайана, где-то в низовьях реки. Он никогда со мной не разговаривал, не произносил, бывало, за целый день и десяти слов, а тут вдруг вскричал: «Придется мне завтра же ехать туда!» Вечером, в театре, я подала Майралю условный знак. Увидев, что мой муж находится в ложе, он отправился за письмом, которое я оставила у привратницы нашего дома. Когда через некоторое время Майраль снова появился на сцене, он сиял от радости: я имела слабость написать ему, что в следующую ночь приму его в комнате нижнего этажа, выходящей в сад.
Муж мой отплыл после прибытия парижской почты, в полдень. Погода была прекрасная, стояли очень жаркие дни. Вечером я сказала, что лягу в спальне мужа, находившейся в нижнем этаже и выходившей в сад, чтобы не так страдать от страшной жары. В час ночи, после того, как я с величайшими предосторожностями открыла окно и ждала Майраля, за дверью раздался сильный шум. Это был мой муж, на полпути в Руайан он заметил, что его корабль спокойно поднимается вверх по Жиронде, направляясь в Бордо.
Войдя в спальню, дон Гутьерре совершенно не заметил моего ужасного волнения. Он похвалил меня за удачную мысль – переночевать в прохладной комнате – и лег рядом со мной.
Вообразите мою тревогу. На беду, была светлая, лунная ночь. Не прошло и часа, как я отчетливо увидела Майраля: он стоял у окна. После возвращения мужа я не догадалась закрыть выходившую в сад стеклянную дверь маленькой комнаты, расположенной рядом со спальней. Она была широко распахнута, так же как и дверь, которая вела из этой комнаты в спальню.
Тщетно пыталась я движением головы – это было все, что я могла себе позволить, находясь рядом со спавшим возле меня ревнивым мужем, – тщетно пыталась я дать понять Майралю, что с нами случилось несчастье. Я услыхала, как он входит в соседнюю комнатку, и вот он стоит возле кровати, с той стороны, где лежу я. Вообразите мой ужас: было светло как днем. К счастью, Майраль не произнес ни слова.
Я указала ему на спавшего рядом со мной мужа. Вдруг я увидела, что Майраль вынимает кинжал. Вне себя от страха я наполовину приподнялась; он нагнулся и сказал мне на ухо:
– Это ваш любовник, я понимаю, что пришел некстати. Впрочем, вам, очевидно, показалось забавным подшутить над бедным наездником. Так или иначе, но этому красавчику придется плохо.
– Это мой муж, – шепотом повторяла я ему и удерживала его руку изо всех сил.
– Ваш муж, который сегодня в полдень, у меня на глазах, сел на пароход, отходивший в Руайан? Неаполитанский прыгун не так глуп, чтобы этому поверить. Вставайте; мы поговорим с вами в соседней комнате, я этого требую! В противном случае я разбужу этого человека, и, быть может, тогда он назовет свое имя. Я сильнее, проворнее, я лучше вооружен и, несмотря на свою бедность, сумею доказать ему, что со мной шутки плохи. Я хочу быть вашим любовником, черт побери! Тогда в дураках останется он, а не я.
В эту минуту муж проснулся.
– Кто произнес здесь слово «любовник»? – вскричал он в тревоге.
Майраль, который шептал мне на ухо, держа меня в объятиях, вовремя заметил это неожиданное движение и успел нагнуться. Я же протянула руку, как будто голос мужа разбудил меня, и сказала ему несколько слов, которые вполне убедили Майраля в том, что это был мой муж. Дон Гутьерре решил, что ему это привиделось во сне, и заснул снова. Обнаженный кинжал Майраля все еще поблескивал в лучах луны, которые в этот момент отвесно падали на постель. Я обещала Майралю все, чего он желал. Он требовал, чтобы я прошла вместе с ним в соседнюю комнату.
– Хорошо, пусть это будет ваш муж, но мое положение от этого не становится менее глупым, – повторял он в гневе.
Наконец, пробыв у меня около часа, он ушел.
Поверите ли вы мне, сударь, если я скажу, что нелепое поведение Майраля почти открыло мне глаза, но ничуть не уменьшило моей любви к нему?
Муж никогда не бывал в обществе и почти не разлучался со мной. Устроить второе свидание, которое я клятвенно обещала подарить Майралю, было невероятно трудно.
Он писал мне письма, полные упреков; в театре он делал вид, что не смотрит на меня. В конце концов моя роковая любовь перешла все границы.
«Приходите в тот день, когда люди собираются на бирже, если вы встретите там моего мужа, – написала я ему, – и я спрячу вас. Если в течение дня случай позволит мне, мы повидаемся. Если нам посчастливится и муж уйдет на биржу и на следующий день, я снова увижусь с вами; если же нет, вы по крайней мере получите доказательство моей преданности и несправедливости ваших подозрений. Подумайте, какой опасности я подвергаю себя ради вас».