Выбрать главу

Почему горюешь?

Однажды это должно было случиться.

Неизбежно.

Звон колокола выдернул Люцию из тяжких дум. Она вспомнила всё, что ранее наговорил ей Кейран. О яде и желании всех отравить на какой-то церемонии передачи Венца. И что Иза наверняка уже понесла отравленное вино Ванитасам, и Виктор, да его подчинённые, точно в курсе планов господина.

Но господин теперь-то мёртв! А план ещё в действии!

Люция засуетилась.

Виктор приказал вести императорскую семью в Тронный зал, значит ей туда, но для начала нужно переодеться во что-то более удобное и приличное.

Она мысленно воскресила в голове карту тайных ходов, вспоминая, есть ли хоть один в кабинете первого принца. Не вспомнила. Зато проход имелся в нише за гобеленом совсем неподалёку, он вёл куда-то в крыло шестого, но куда именно — Люц плохо представляла.

Но выбирать не приходится. Не по коридорам же на глазах гостей и мятежников ей шляться в разодранном платье?

Люция убрала клинок в ножны на набедренной портупее, отметила мимоходом, что кровь по ногам не бежит и боли нет. Значит… Кейран не успел?..

Мотнула головой и смело высунулась в коридор. Пробежала пару пролётов, свернула за угол, обернулась назад, не сбавляя быстрого шага, и!.. Врезалась в Орфея.

Люц схватилась за ушибленный нос и отшатнулась.

— Духи Всемогущие! — охнул химер и тут же сцапал её за плечи и с тревогой оглядел. — Люция, что с тобой и… платьем?

— Неважно! — отмахнулась она. — Ты почему тут? Разве всех «шишек» не отправили в самое безопасное место?

— Это так, но… я не могу найти Далеона, — в голосе прорезались нотки отчаяния. — Его не было с семьёй и министрами.

— Чёрт! — Люция схватилась за растрёпанные волосы. — Я поищу его. А ты иди скорее в Тронный зал. Кейран затеял переворот, предупреди всех не пить вино. Там яд!

Орфей заметно сбледнул. Губы его дрогнули:

— И Раф…

* * *

Далеон сидел в своих покоях за столиком у широкого окна и бездумно смотрел на улицу. В комнату заглядывала яркая луна, и свет он включать не стал. Настроение было поганое, под стать окружающему мраку. Да и не хотелось лишний раз напрягаться.

Ничего не хотелось. Жить не хотелось.

Тоска и мрак. Мрак и тоска.

Люция в очередной раз его отвергла. Видимо, даже незнакомцем он ей не мил.

А как всё хорошо начиналось! Он подошел, превозмогая внезапную робость, пригласил на танец. И они плясали, кружили по залу, обменивались лукавыми улыбками, затем целовались, как одержимые, до помутнения рассудка. И он точно помутился у них обоих. Иначе, как объяснить их страстную и нежную возню под ивой?..

Но девушка всё равно оставила его.

В последний момент.

Он заметил испуг в её глазах и желание сбежать, ускользнуть, быстрее. И понял, что она передумала.

Далеон так расстроился, что почти не слышал её объяснений, да и вообще не замечал ничего вокруг. Наверное, даже если б позади упала колокольная башня, он прошел бы мимо.

Так и вернулся в замок, но не через бальный зал, а через сад Рафаэля.

А теперь куковал под окном и вздыхал по обречённости своих чувств.

Пора от них отказаться. Давно пора…

Заметил на столике графин с «Осеним» вином и приподнял брови: он же приказывал слугам не приносить сюда алкоголь, ведь бросил пить. Неужели забыли? Или это в честь праздника?

«Что ж, очень кстати!» — рассудил принц. Неплохо будет напиться до беспамятства и заглушить наконец ноющую боль в груди.

Он плеснул в серебристый кубок напиток цвета змеиных глаз из его кошмаров, с кривой ухмылкой отсалютовал своему отражению в окне и!..

…из его гардеробной выбралась Люция.

— Я вроде ещё трезв, — пробормотал юноша и посмотрел с подозрением на чашу в своих пальцах. Попытался пригубить, но тут девушка заметила его и рванула вперёд.

Сильный удар ребром ладони выбил из руки Далеона кубок. Тот крутанулся в воздухе, разливая содержимое, и со звоном упал на каменный пол, забрызгав остатками, будто кровью, рядом лежащий белый ковёр из шкуры медведя.

Далеон тяжело сглотнул. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Люц обхватила ладонями его щеки, начала цепко и быстро осматривать лицо, шею и обнаженную грудь в вороте расстегнутой до пупа рубашки и приступила к допросу:

— Выпил? Успел? Что чувствуешь? Где болит?

— Здесь! — он с мрачным видом ударил себя по груди и даже почти не лукавил. Сердце сжималось от её близости и ныло от мысли, что она выполняет чью-то просьбу или приказ и, лишь поэтому заявилась в разгар праздника и волнуется о его здоровье. Непонятно почему.