По месту применения биологического оружия я правильно предположил, а так же по ассортименту заразы.
Полковник Исии и рад стараться. У него уже и группа из двадцати двух добровольцев-смертников обучена и подготовлена для данного дела. Даже командир для неё имеется — майор медицинской службы Икари Цунэсато. Он не так давно сильно провинился, так что пусть искупает…
Однако, это ещё не всё… Для советско-монгольских войск имеется и другой подарочек. Блохи, зараженные чумой, на позиции РККА и союзников будут выпущены.
Пока я над шестой частью суши воздушное пространство пересекал, самолет наш на дозаправку на аэродромах садился, японцы провели четыре биологические атаки на реках и блох своих зараженных чумой против советско-монгольских войск применили. Успели, суки в ботах!
Из добровольцев-смертников, токкотай по-ихнему, многие и заболели, а потом и умерли. Лишь с одного майора Икари Цунэсато как с гуся вода… Ну, или — об стенку горох.
Он гораздо более качественную защитную амуницию имел и куда не надо не лез — в стороночке поодаль стоял и процессом руководил. Вот его и не зацепило.
Так потом уже нам стало известно, в верхнем течении рек Халхин-Гол, Хулусутай и Аргун токкотай вылили в воду около ста килограмм сметанообразных концентратов боевых бактерий. На всю бы нашу группировку этого хватило, не прими вовремя мы мер.
Всё я себе в заслугу не ставлю, но кое-что и могу на свой счет записать.
Когда я прибыл в пункт назначения, командарм 2-го ранга Григорий Штерн уже по врагу ударил.
Японцы имели в зоне конфликта общее численное превосходство, однако Советскому Союзу удалось добиться сосредоточения в нужном месте большего количества военной техники. Наша РККА обладала преимуществом по танкам — четыреста девяносто восемь против их ста двадцати, а так же по самолетам — пятьсот восемьдесят один советский против четырехсот пятидесяти японских.
Только-только взошло солнце, а по позициям японских войск и их союзников из Маньчжоу-го был нанесен массированный бомбовый удар, в котором приняли участие более двухсот советских бомбардировщиков под прикрытием трёх сотен наших истребителей. Эта атака получилась у РККА настолько неожиданной для противника, что в течение более чем часа в ответ не прозвучало ни одного артиллерийского выстрела. Ни одного!
Наши военные заранее приучили самураев к шуму моторов и гусеничному скрежету, искусно имитируя передвижение техники в предыдущие дни. Командование японской армии даже не смогло сразу определить направление советско-монгольского главного удара.
«Отряду Исии» тоже подарочки с неба достались. Может, где-то и моя докладная записка на весы принятия решений легла?
За четверть часа до перехода в атаку пехоты и танков ещё пол сотни советских бомбардировщиков нанесли повторный удар по позициям японцев, а наша артиллерия открыла огонь по их переднему краю обороны.
Уже к вечеру Южная группа советско-монгольских войск овладела большими песчаными буграми, а Северная — захватила пески в четырех километрах восточнее горы Баин-Цаган, выйдя левым флангом к государственной границе. Продвижение в центре, где японцы успели создать мощную эшелонированную оборону, было, к сожалению, незначительным. Только через несколько дней Центральная группа смогла прорвать на этом направлении японские защитные укрепления…
Глава 24
Вот я и снова на войне…
— Как долетели, товарищ Красный?
На полевом аэродроме меня встретил молоденький лейтенант.
А, ты, Ваня, что — самого товарища Жукова ждал? Что-то носик твой сильно вверх задираться начал, как генералом стал…
— Хорошо, — покривил я душой. Совсем нехорошо, если уж честно, как на духу, признаться.
Лейтенант, но — с автомобилем. Причем, не с запыленной полуторкой. Вполне может быть, что и с личным транспортным средством самого Георгия Константиновича. Больно уж ухожена была и поблескивала лаком машинка.
Хотя, некоторых пассажиров из нашего самолета и грузовые автомобили встречали. Но, данные товарищи имели при себе немалую казенную поклажу. Сейчас её и перетаскивали на полуторки и трехтонки, а я уже двигался в нужном направлении.
Куда? Куда следует.
Для нашего «Дугласа», как оказалось, был уже и обратный груз. Рядом со взлетной полосой сидели и лежали перевязанные раненые, часть из них сейчас незамедлительно в самолет и погрузят.
Про это мне лейтенант сказал, кивнув на временно выбывших из строя бойцов.
— Вас уже ждут, — проинформировал меня мой сопровождающий.
Кто ждет, тоже не было сказано.
Правильно, тут — фронт, а враг не дремлет. Нечего лишнего болтать — кому не положено, услышать могут.
— Как тут у вас дела? — поинтересовался я. Не про погоду же мне в монгольских степях спрашивать.
С этим делом здесь сейчас совершенно отвратительно. Это я как врач такую оценку даю.
Если днем — плюс тридцать пять, а ночью — минус пятнадцать, то что нам в частях ожидать? Правильно, не хуже пуль будут валить бойцов простудные заболевания. Кто-то и вообще замерзнуть насмерть может…
Яркий солнечный свет, песчаные ветра? Гадать не надо — к палатке военврача выстроится очередь страдальцев с поражением слизистой оболочки глаз.
Такие мы и есть — доктора. Почти все с профессиональной деформацией. Всё, что нас окружает, оцениваем со своей профессиональной точки зрения.
В данном случае я прогнозировал причины выбытия наших солдат из строя при имеющихся погодных условиях.
Чёрт!
Я чуть не хлопнул себя по лбу.
Ты же, товарищ Ваня-Нинель, только что присутствовал при уникальном событии! Своими глазами видел первые случаи эвакуации раненых воздушным санитарным транспортом! В истории медицинского обеспечения боевых действий никогда раньше такого ещё не было.
Ну, для дома-то — это обычное дело, а здесь, в этом мире, такое впервые проводится.
— Сколько раненых «Дуглас» за раз берет? — поинтересовался я у лейтенанта. Вдруг он знает?
— Двадцать одного. Это если в полулежащем состоянии, — получил я компетентный ответ. Недаром мой сопровождающий не только два кубика имел, но ещё и чашу со змеей на положенном месте. — Если ТБ-3, то шесть раненых в лежачем и тринадцать в сидячем положении. ТБ-3 от Тамцак-Булака до Читы лёту семь часов, а «Дугласу» ещё меньше…
Да, с эвакуацией раненых тут — беда… Пока летели, получилось мне переговорить со знающим человеком.
После этого я только сквозь зубы выматерился…
К началу боевых действий в составе наших войск здесь всего два эвакуационных госпиталя и было. Первый — в Баин-Тумени, а это пять сотен километров от района нынешних боев. Второй — в Улан-Баторе. Тут, ребятушки, вообще туши свет — до него отсюда тысяча километров. Вот и выкручивайся как хочешь!
Развернули ещё что-то теперь наспех в Тамцак-Булаке…
Всё грома ждём, а потом и крестимся!
Вместо ответа на мой вопрос про состояние дел на фронте, лейтенант мне корпусную газету протянул.
— Вот, что они сами про нас пишут…
Сами про нас? Кто, это?
— Сразу под названием… — уточнил лейтенант. — Там из дневника убитого японского солдата…
Так, так, так… Кстати, это — о многом говорит. Значит, тут у нас — всё по плану и без больших неожиданностей. Дневник у японца явно не на языке наших родных осин был. Вывод — перевели, проанализировали записи и опубликовали нам полезное. Молодцы, так и надо.
Запись в дневнике была не велика и её чтение в формате статьи в корпусной газете у меня много времени не заняло.
«Тучи артиллерийских снарядов падают поблизости от нас. Становится жутко. Команда наблюдения использует все, чтобы разведать артиллерию противника, но успеха не имеет, так как бомбардировщики бомбят, а истребители обстреливают наши войска. Противник торжествует по всему фронту. Стоны и взрывы напоминают ад. Сложилась очень тяжелая обстановка. Положение плохое, мы окружены. Если ночь будет темной, все должны быть в ходах сообщения, располагаясь в ряд… Душа солдата стала печальной… Наше положение неважное, сложное, запутанное.»