Я быстро-быстро, откуда что и взялось, в области живота и по бокам от него стал себя ощупывать.
Мать…
Нет пояса со зверьками!!!
Меня аж пот прошиб.
Уффф… Крот слепой…
Вот он, пояс, из-под брюк, что на лавке лежат, выглядывает.
Я схватил пояс, сел на лежанке и вместилище золотых зверьков на своё законное место разместил. Ощупал его — зверьки на месте.
Фууу… Точно, скоро свихнусь от таких стрессов…
Так, а — чемодан?
Мля, да дался он мне…
Чемодан этот…
Хоть бы что в нём ценное было…
Ценное? А, аппараты мои? Чем, не ценность?
Так вон он — чуть дальше, у бревенчатой стены стоит. В целости и сохранности.
Тут в помещении, где я в себя пришел, кто-то громко зевнул. Сладко так, с оттяжечкой…
— Ой!
Я, уже сидя на лежанке, повернул голову в сторону прозвучавших звуков.
С лавки, теперь другой, а не на которой моя одежда лежала, на меня пялился парнишка. Парнишка, как парнишка. Рубаха, портки, рыжий.
— Доброе утро, — я подмигнул зёве-позёве.
Тот не ответил, вскочил на босые ноги, пулей вылетел в дверь.
С временем суток, кстати, я не ошибся. Светало. Только-только, но ночь уже отступила. В дверь холодком чуть потянуло, чей-то голос донёсся…
Минуту, другую ничего не происходило, а потом на пороге не затворенной пареньком двери мужик появился. Возраст точно сразу не разобрать, но в годах. Борода, правда, без единого седого волоска. Другой бы такого не разглядел, а я вижу. Хоть и башкой своей в вагоне здорово звезданулся, но зрение полностью восстановилось. Слух, к моей радости, тоже. Слышу, как где-то в углу мышь скребется. Как дверь бухнула, она, правда, на какой-то момент затихла, а сейчас снова осмелела.
Я вежливо пришедшему кивнул.
Тот в ответ чуть заметно головой качнул.
— Ожил? — мужик, оказывается, ещё и говорить умел.
Это со мной всегда так. Как очнусь, из отключки выйду, на юмор и ха-ха меня пробивает. Знаю я за собой такую особенность моего многострадального организма.
— Да, — коротко отвечаю.
Что тут говорить, так всё видно.
— Бок как?
Как-как… Побаливает. Под повязкой. Она сухая, значит — кровотечение у меня остановилось. Это хорошо. Лишь бы воспаление теперь только поменьше было. Быть-то оно — всё равно будет. На колу, на который я напоролся, гадать не надо — дряни всякой было предостаточно. После каждого зверя, что в волчью яму попадали, его же с мылом не промывали, спиртом не стерилизовали.
— Хорошо.
Раньше, дома, я бы сказал — нормально, но тут они этого слова не понимают. Ну, может кто-то и понимает, но с такими мне столкнуться не пришлось.
— Есть пошли…
Тут я чуть не прыснул. Ну, точно — как Баба-Яга. Помыть меня, похоже, чуток помыли, когда я без сознания был. Сейчас покормят, а потом и спрашивать начнут. Откуда, мол, ты тут такой красивый и с чемоданом появился?
В лесу.
Это я уже чуть-чуть позже к возможному варианту вопроса добавил, когда из избы вышел. Кругом лес стоял. Как в детских книжках пишут — дремучий. Кстати, я до конца сам не понимаю, что это точно означает. Дремучий и всё. Такая вот просто возникла у меня ассоциация.
Так, так, так… Интересно, как я сейчас далеко от железной дороги? За ночь, вроде не мог далеко уйти…
Тогда я ещё не знал, что с момента крушения поезда прошло уже немало дней. Не одну ночь, а гораздо дольше я в состоянии помутнения сознания по лесу брёл, а потом меня уже мужики, что в волчьей яме нашли, хитрым настоем опоили. Не надо никому знать, где они в лесах за Байкалом живут. Ни к чему это. Они никому не мешают, но и к ним лезть не стоит.
Глава 15
Глава 15 Старообрядцы
— Есть пошли, — повторил бородатый мужик.
Да, очередное соприкосновение моей головушки с твёрдой поверхностью даром не прошло. Торможу что-то я. Стою, на лес глаза пялю. Туда-сюда ими вожу. Вверх — вниз, вправо — влево…
Есть, кстати, очень сильно хочется. Будто неделю во рту маковой росинки не было.
В животе ещё забурчало…
Как мой друг Мишка говорил — кишка кишке бьют по башке…
Недалеко от избушки, в которой я очнулся, ещё одна стояла. К ней мужик и направился. Я — за ним.
Есть, судя по всему, в ней предполагалось. А, что, правильно. Спать надо в одном месте, принимать пищу — в другом. Так оно лучше. Гигиеничнее.