Пять миллионов… Это миллион золотых денежек, которую Пётр Васильевич Маше предлагал. Сейчас в вагоне пять миллионов государственными кредитными билетами образца одна тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Подписи Плеске, Тимашева, Коншина на них красуются. Деньги загружены настоящие. Создана полнейшая достоверность происходящего. У Мадам везде свои глаза и уши…
Плотно-плотно кожаные сумки пачками сторублевок с портретом Екатерины II набиты. Государственные кредитные билеты достоинством в пятьсот рублей в сундуке. Мало ли что…
Это сколько же килограмм золота получится? Ну, если не кредитные билеты везти, а золотые пятёрочки.
Полковник Васильев начал в уме высчитывать.
Тут поезд тормозить начал. Самое тому место. На подъеме.
Что, там они совсем умом порушились?
Причина торможения была проста. Поперёк путей лежал мальчик.
Не велик, не мал — на вид лет десяти. Может — одиннадцати.
Зачем и как он здесь?
Вот есть и всё…
Лежит и не шевелится.
А, вдруг жив ещё?
Что, его сейчас на кусочки колёсами паровоза разрезать?
Сигнал подали — лежит, путь не освобождает.
Одно остается — тормозить…
Полковник Васильев как-то сразу понял, что дождался им спланированного, даже в своих простеньких расчётах сбился.
Все посторонние, не уместные мысли из головы выбросил.
Клюнула Мадам.
Позарилась на пять миллионов.
Ну, что — милости просим, гости дорогие.
Нельзя полковнику на этот раз оплошать.
Никак нельзя.
Глава 20
В лесу у железной дороги
Перед тем как сесть, я снял пестерь.
Как его обратно на спину приспосабливать буду?
А, пусть хоть сама Мадам помогает…
Всё. Кончились мои силушки. До самой последней капельки.
Нашли юного туриста… За всю свою жизнь я столько по лесам не мотался.
Ладно бы ходить по ровненькому. Тут же не знаешь куда ногу поставить. Ещё и темно.
Один из бородачей ко мне подошёл. Было в нём что-то кавказское. Нет, я к кавказцам нормально отношусь. Просто этот факт констатировал. Среди лесных мужиков половина таких. Какой их леший сюда принёс? Сидели бы дома, в своих горах, нет, ищут на одно место приключений…
Ни слова не говоря, кавказец раскрыл берестяное изделие неведомого мне народного умельца. Покопался в нем немного.
Вот! А, я-то думал, откуда такая тяжесть неимоверная. Патроны. Всю дорогу от поляны я их и пёр. Могли бы и в карманы себе положить, облегчить мою участь.
Когда из деревни до лесного лагеря шёл, и то не так тяжело было. Тут же — хоть пой репку-матушку. Вот так люди спину и надсаживают…
Кавказец отошёл. Видно, взял, сколько ему надо. После него и другие стали подходить.
Они, что, воевать тут собираются? Диверсию на железной дороге устраивать?
Паровозный гудок вдалеке я слышал, значит — железная дорога где-то близко проходит.
Может они какие диверсанты?
Ни с кем, вроде, Россия в девятьсот третьем году не воюет…
Война чуть позже с Японией будет.
На японцев они никак не похожи. Что Мадам, что мужики. У внучка-Ваньки что-то немного какого-то бурятско-монгольского есть. Самую капельку.
Борцы с кровавым российским царским самодержавием?
То, что я в России — сомнения у меня не вызывало. Но, где точно — оставалось только догадываться. В деревне от горького пойла Егоровны-Мадам не до вопросов было. Опаивала она меня своей отравой знатно. Более-менее у меня мозги только вчера к вечеру прочистились. Не пил я три раза в день её зелье и лучше мне стало. Мысли связные появились, а то был квашня-квашнёй.
Пестерь пустел на глазах. Вот, так бы сразу.
Корзину от моих ног тоже взяли. Что-то съестное там сверху было, а под ним — какие-то брусочки. На мыло похожие. Такое, без бумажной упаковки, в деревне для стирки используют. По крайней мере, у Мишки дома так делали.
Мне поесть сначала не предложили, но потом, когда все уже прием пищи закончили, мне как собаке внучок-Ванька кусок хлеба кинул. Уши ему мало оборвать… Выделывается…
Мужики поели, вокруг Мадам собрались.
Меня как будто тут и нет. Стоят, свои дела обсуждают. Мне хорошо всё слышно. Здесь не поляна — так, небольшой прогальчик между деревьями.
Про поезд Мадам говорит. Должен быть по расписанию. Мадам ещё глупости перевозящих деньги подивилась. Вот ведь, никак не догадаются такие составы по свободному графику пустить, чтобы никому не было известно, во сколько и где он будет находиться. Грабят их, грабят, а им всё как об стенку горох. Маршрут-то здесь не поменять, а вот время — сколько угодно…