Который в более светлом, опускаясь на четвереньки (задумался). Кто же есть я?
Который в более темном, продолжая стоять. Все известно. И про тебя, и про себя. Я есть челвейк. А ты, кто ты есть?
Который в более светлом и на четвереньках. Чеболвек.
Который в более темном, продолжая стоять. Таких не бывает. Да потому что ты есть паршивая собака, самая неумная!
Который в более светлом и на четвереньках (радостно). Значит, я есть собака? Самая, самая неумная! А еще-то чего сказал?
Который в более темном, опускается на четвереньки. Сказал «челвейк», а бывает еще чевек! А бывает собака. Я есть собака. (Хохочет.) Я есть собака — самая умная, самая красивая!
Который в более светлом и на четвереньках. Откуда ты взялся? Это я! Это я! Какая ты собака? Ты есть Македон! Хау, хау!
Наваливаются друг на друга.
Который в темном и тоже на четвереньках. Нет я!
Который в светлом на четвереньках. Ты, ты!
Который в темном и на четвереньках. Какой такой Македон? Я есть собака. Гр-р-р-гра! (Опять наваливаются.) Ничего я не говорил, ничего не знаю. Я — собака.
Появляется собака Феня. В рубищах, хороша собой, с ошейником на шее.
Феня. Я собака Феня. Лау-лау! Гау-гау! Я же — я!
Ни в более светлом, ни в более темном не обращают на нее внимания.
Тогда собака Феня оборачивается к ним спиной.
Который в более светлом. А я тебя лизну, укушу… и убью.
Который в темном и стоит. Слушать невозможно!.. Конец мне приходит… О Господи!
Который в более светлом (вскакивает, хватает со стола фигуру). Пришел твой конец, паршивый пес! (Бросает фигуру в голову того, который в более светлом.) Бац! (Попадает в голову того, который в более светлом, но фигура резиновая, надувная — отскакивает.)
Феня. Бау-бау. Вау-вау!
Который в более темном (хнычет). Хотел меня того! Убить хотел!
Феня. Бр-р-р. Уу-ау-уу-ау!
Который в более светлом и стоит. Сам виноват, что жив! Что жив! Что жив! Горюшко твое горькое!
Феня. Гр-р-р! Bay! (Неожиданно поворачивается.) Вы мне окончательно надоели. Долго еще ждать!
Который в более светлом и стоит. Фенюшка-милаша! Мы ее не узнали. А у нас тут семейный разговор!
Который в более темном, тоже стоит. Не узнали Фенюшу… Совсем, совсем не узнали!..
Феня. При чем тут Фенюша! Я пришел вас поприветствовать, чтобы потом прижать.
Который в более темном, продолжает стоять. Простите, мадам. Это за что?
Феня. Сами знаете. Меня зовут Фекла Агафоновна. Я представитель. И молчать, молчать! Я представитель. Вот кто перед вами.
Который в более светлом, продолжает стоять. Подумаешь, а перед вами Царь. Царь Македон. (В сторону.) Убери фигуру, от этой Фени жди чего хочешь! А почему, простите, у вас на шее ошейник?
Феня. Потому что перед вами главный представитель. Можем поменяться. Я вам ошейник, а вы главную улику, которая вон, на полу.
Который в более светлом и стоит. Конечно, конечно. Только фигурка за директором. А перед вами собаки, нет, царь Македон и его собака. Самая безобразная, паршивая…
Который в более темном, продолжая стоять. Все он! Это не я.
Феня. Что вы мне глупости вкручиваете. То одно, то другое.
В более светлом. Это не я. Это он! Я собака…
В более темном. Имейте в виду. Я не Македон…
Феня. А мне безразлично… Спешно иду к директору.
В более светлом. Директора нет. И все.
Феня. Как же так. Если директор, значит, он есть.
В более светлом. Молчи. Пусть ищет.
Феня. Что значит — пусть? Я же представитель. Вот! (Бросает ошейник.) Вот. (Хватает фигурку, унося.) Гау-хау! В светлом. Ого! Узнаю! (Она уже исчезла.) Нам будет плохо. Очень плохо. Совсем плохо. Ты царь — тебе еще хуже…
В темном. Я не царь. Это ты.
В светлом. Ошибочка — я чеболвек. Понятно? Нас в отлов, каждого туда.
В темном. Только не выгнузай. Ради бога, не выгнузай!
Который в светлом. Ну чего ты бубнишь? Ничего не понять.
Который в темном. Сам же говорил…
Который в светлом. Погоди… Кажется, идет…
Который в темном. Кто-кто — директор, конечно… Совсем плохо…
Который в светлом. Кажется, с ней…
Который в темном. С кем это «с ней»?
Который в светлом. Все тебе объясни. Идем…
Который в темном. Куда?
Который в светлом. Ты мне надоел. Под стол. Попробуем вместиться.
Пробуют. С трудом вмещаются.
Который в светлом. Опустим сковородку.
Который в темном. Какую, зачем?
Который в светлом. Значит, другое… Словом, занавеску.
Который в темном. Какую занавеску?
Который в светлом. Ладно, скатерку.
Который в темном. Это другое дело. Идут… уже близко… Значит, нашла… Смотри, остановились. Чего-то несут. Она — самовар… А он? Конечно, пулемет.
Который в светлом. Это зачем?
Который в темном. Смотри, остановились…
Который в светлом. Споем для смеха.
Который в темном. Зачем им пулемет?
Который в светлом. Сам не знаю…
Который в темном. То-то…
Поют:
Который в светлом. Идут, идут. Ну, дела…
Опускают скатерку.
Который в темном. Ни звука, ни ползвука и четверть звука…
Темнота и тишина.
Москва 1950
Встречи
С Виктором Борисовичем Шкловским
Наши литературные дела почти всегда начинались телефонными разговорами. Так случилось и на этот раз.
Хармсу позвонили с Лито Института Истории Искусств, сообщили, что профессура Отделения хочет встретиться с участниками «Левого фланга».
Находившиеся в Ленинграде четыре участника «Фланга» были проинформированы. Но как же быть с пятым участником, призванным в армию, Заболоцким? Институт пошел Николаю навстречу, дал бумагу, и даже с необязательной круглой печатью.
Несколько дней спустя все пять сочленов собрались на Исаакиевской площади, вошли в бывший Зубовский особняк, нашли нужную им аудиторию…
Мы, конечно, не опоздали, и все же профессура нас опередила. Не слишком вежливое начало, зато появились все вместе: в неизменной, странной, золотистой шапочке и длинном, фантастического покроя сюртуке — Даниил Хармс; в гимнастерке рядового — Николай Заболоцкий; в обычных, не слишком новых пиджачных парах и тройках — Ватинов, Введенский и пишущий эти строки.