Свистонов любовался растрепавшейся косичкой Плюшар и синими жилками на ее виске и слегка презрительным и чопорным выражением лица, лысиной и потом Мальвина, колоритной фигурой бородатого Индюкова, добродушно засыпавшего в углу, бамбуковыми летними стульями и диваном, состоявшим из матраца и длинного ящика из-под яиц, обитых ситцем. Для Свистонова люди не делились на добрых и злых, на приятных и неприятных. Они делились на необходимых для его романа и ненужных. Это общество было ему нужно, и он чувствовал себя в нем как рыба в воде. Он не сравнивал себя с Золя, который сохранял даже фамилии, ни с Бальзаком, который писал, писал, а потом выходил знакомиться, ни со знакомым N, который возвел на себя однажды смердяковскую гнусность, чтобы посмотреть, какое это впечатление произведет на его знакомого. Он предполагал, что все это вполне простительно худож121 нику и что за все это придется расплатиться. Но какая его ждет расплата, он не думал, он жил сегодняшним днем, а не завтрашним – самый процесс похищения людей и перенесения их в роман увлек его.
Он донельзя чувствовал пародийность мира по отношению к какой-то норме. «Вместо правильного метра, начертанного в наших душах,- сказал бы поэт,- мир движется в своеобразном ритме».
Но Свистонов был уже не в тех летах, когда стремятся решать мировые вопросы. Он хотел быть художником, и только. На взгляд поэта, Свистонов обладал некоторой долей мефистофелеподобности, но, сказать по правде, Свистонов не замечал в себе этого качества. Напротив, все для него было просто, ясно и понятно.
Поэт бы нашелся, поэт бы на это возразил, что это и есть мефистофелеподобные качества, мефистофелеподобная плоскость, то презрительное и брезгливое отношение к миру, которое ни в какой степени не присуще художнику. Но на то он и поэт, чтобы выражаться слогом высоким и туманным, чтобы искать каких-то соотношений между миром здешним и потусторонним. Свистонов был трезвый человек и, по-видимому, обладал достаточной силой воли Мир для Свистонова уже давно стал кунсткамерой, собранием интересных уродов и уродцев, а он чем то вроде директора этой кунсткамеры Трудовой день Дерябкина заключался в хождении по квартирам Собственно, не по квартирам, а по передним, где таковые имелись Его обязанностью было записывать, сколько у кого сгорело электричества за месяц Дерябкин быт человек с открытым ртом и волосами, подстриженными ежиком Трудовой день девицы Плюшар заключался в утирании носов, и в разговорах по французски, и хождении с детьми и собачками по скверам, если была ясная погода Идет она по скверу, таща за собой ребенка, и говорит «C'est qu on ne connait le prix de la sante que lorsqu'on Га perdue ' Повтори, Надя» И Надя семенит за ней и повторяет Девица Плюшар ненавидела детей и ни на что ей смотреть не хотелось Дерябкин любил спорить на антирелигиозные темы с Иваном Прокофьевичем ' Цену здоровью узнаешь когда его потеряешь (фр).
122 – Ваша религия,- говорил он,- ложь и дурман.
Вы не читали никогда книжек, Иван Прокофьевич.
Дерябкину хотелось переспорить Ивана Прокофьевича и возыметь над ним превосходство Но седой Жан не сдавался Он вспоминал действительного тайного советника, большую умницу Сидит тайный советник у себя дома перед зеркалом и говорит ему, Жану, нежно бреющему «Дело не в пороках духовенства, а в идее» В будние дни по вечерам Дерябкин угощал гостей радио Липочка разливала чай, гости кушали, пили, а в это время женский голос пел цыганские романсы, доносились томные вздохи гавайских гитар, декламировались стихи, исполнялась музыка датских или других композиторов Иногда целиком прослушивалась опера.
Сам Дерябкин устроил из бумаги громкоговоритель и отлакировал его Черная труба стояла на столе рядом с вареньем и кричала, и пела, и смеялась, и передавала нежнейшие звуки.
Глава десятая ПОДРОСТОК И ГЕНИЙ Машенька быстро поставила лампу на зеркало, открыла дверь – Боже мой, Андрей Николаевич, как вы бледны! Да вы промокли насквозь! – Вы любите молоко' – спросила она, сделав короткую паузу – Сегодня у нас есть сливки' Она стащила со Свистонова пальто и отнесла на кухню Потащила Свистонова в столовую Бросилась, улыбаясь, к буфету и мило поднесла к самому носу гостя хрустальный молочник Свистонов залюбовался – А Владимира Евгеньевича нет дома? – спросил он – Нет, папа по делам ушел – И принялась искать в буфете подаренную отцом ей на именины чашечку.
– Да пейте же' – воскликнула она, усаживая Свистонова и подавая свою любимую чашечку Свистонов отпил – Не уходите только, а то мне страшно одной – Видите ли, я только на одну минуточку,- ответил Свистонов Но увидев, как изменилось лицо у Машеньки, Свистонов прервал себя.
– Но ести вам страшно, я охотно останусь.
123 Порывы ветра сотрясали домик с двумя освещенными окнами. К ночи буря должна была усилиться.
– Пожалуй, от нашего дуба ничего не останется,- сказала Машенька и тут только вспомнила, что волосы у нее в газетных бумажках.
Стала снимать с поспешностью бумажки и бросать их в камин.
– Посидите здесь одну минуточку, Андрей Николаевич.
Машенька вернулась и бросила охапку великолепно высушенных березовых дров, предназначенных для'растопок. Принялась отдирать кору.
Свистонов принялся отщеплять ножом лучинки.
– У вас носки промокли – хотите, принесу папины туфли? Свистонов сидел в туфлях Психачева. Он, собственно, отвык от молодежи и не знал, как нужно с ней обращаться. Кроме того, его стесняло, что в домике, кроме него и Машеньки, никого нет.
Он с облегчением вздохнул, когда Машенька взяла инициативу разговора в свои руки, но заметил, что сам он отвечает подростку пусто и вяло, несмотря на все свое доброе желание. Ему даже стало несколько грустно, что у него нет ни слов, ни мыслей для Машеньки.
Машенька уже где-то читала, что писатель есть нечто светлое и умное, что писатель вообще гордая и идущая наперекор времени натура, проникающая в лежащий на виду у всех секрет. И вот в этот-то секрет очень хотелось проникнуть Машеньке.
Ей очень хотелось, чтобы Свистонов прочел eii свой новый роман. Она знала, что гость его как некую драгоценность носит всюду с собой.
Кроме того, Психачев как-то сказал ей, что Свистонов гений, а слово гений имеет теперь, да вряд ли когда утратит, особую притягательную силу. И вот Машеньке хотелось поговорить со Свистоновым начистоту, поговорить по душе с гением.
Свистонов чувствовал необходимость поддержать разговор.
((Какое счастье выйти за гения замуж, освободить гения от мелких жизненных забот!» И Машенька решила накормить молчавшего гения ужином.
Вскочила она с кресла, отворила форточку и стала шарить между окнами.
124 Но беден был дом Психачева, и нашла она только кусок шпика и стеклянный бочонок с шинкованной капустой.
Радо'стная, побежала она за сковородкой.
Шипит шпик, с каждой минутой темнеет капуста, вкусный запах не весь уносится в каминную трубу. Нашла Машенька и водку.
Гений пьет и закусывает, а Машенька в восхищений сидит напротив.
Закусил гений, отложил салфетку и закурил.
Задумался Свистонов. Думает он о том, что кушанье дымом пахло, где и когда еще кушанье дымом пахло.
Смотрит Машенька и не налюбуется, просит гения почитать роман.
– Нет,- сказал Свистонов,- не надо, Машенька.
Но потом заинтересовало Свистонова, какое впечатление произведет его роман на подростка и смогут ли вообще подростки читать его роман.
Пошел Свистонов в переднюю и принес свернутую в трубочку рукопись. Подумал, подумал и стал читать.