Рычаг плугов и копья борон вздымают почву сотен лет, и ты пред нею, старый ворон, отныне призван на ответ!» Кулак ревет, на лавке сидя, скребет ногтями толстый бок, и лает пес, беду предвидя, перед толпою многих ног И слышен голос был солдата, и скрип дверей, и через час одна фигура, виновата, уже отъехала от нас.
Изгнанник мира и скупец сидел и слушал бубенец, с избою мысленно прощался, как пьяный на возу качался.
И ночь – строительница дня – уже решительно и смело как ведьма с крыши полетела, телегу в пропасть наклоня.
4. БИТВА С ПРЕДКАМИ Ночь гремела в бочки, в банки, в дупла сосен, в дудки бури, ночь под маской истуканки выжгла ляписом лазури, 144 ночь гремела самодуркой, все к чертям летело, к черту, волк, ударен штукатуркой, несся плача, пряча морду.
Вепрь, муха, все собранье птиц повыдернуто с сосен, «Ах,- кричало,- наказанье, этот ветер нам несносен!» В это время, грустно воя, шел медведь, слезой накапав, он лицо свое больное нес на вытянутых лапах.
«Ночь! – кричал.- Иди ты к шуту, отвяжись, Веельзевулша!» Ночь кричала: «Буду! Буду!» Ну, и ветер тоже дул же – так, скажу, проклятый ветер дул, как будто рвался порох! Вот каков был русский север, где деревья без подпорок.
Солдат Слышу бури страшный шум, слышу ветра дикий вой, но привычный знает ум: тут не черт, не домовой, тут не демон, не русалка, не бирюк, не лешачиха, но простых деревьев свалка.
После бури будет тихо.
Предки Это вовсе неизвестно, хотя мысль твоя понятна, посмотри: под нами бездна, облаков несутся пятна.
Только ты – дитя рассудка – от рожденья нездоров, полагаешь – это шутка столкновения ветров.
Солдат Предки страшные, отстаньте! Вы – проклятые кроты – землю трогать перестаньте, открывая ваши рты.
Непонятным наказаньем вы готовы мне грозить, объяснитесь на прощанье – что желаете просить? Предки Предки мы, и предки вам, тем, которым столько дел, мы столетье пополам рассекаем и предел представляем вашим бредням, предпочтенье даем средним – тем, которые рожают, тем, которые поют, никому не угрожают, ничего не создают.
Солдат Предки, как же? Ваша глупость невозможна! Хуже смерти! Ваша правда обернулась в косных неучей усердье! Ночью, лежа на кровати, вижу голую жену, вот она сидит без платья, поднимаясь в вышину.
Вся пропахла молоком…
Предки, разве правда в этом? Нет, клянуся молотком, я желаю быть одетым! Предки Ты – дурак, жена – не дура, но природы лишь сосуд, велика ее фигура, два младенца грудь сосут.
Одного под зад ладонью держит крепко, а другой, наполняя воздух вонью, на груди лежит дугой.
Солдат Хорошо, но как понять – чем приятна эта мать? 146 Предки Объясняем: женщин брюхо, очень сложное на взгляд, состоит жилищем духа девять месяцев подряд Там младенец в позе Будды получает форму тела, голова его раздута, чтобы мысль в ней кипела, чтобы пуповины провод, крепко вставленный в пупок, словно вытянутый хобот, не мешал развитью ног.
Солдат Предки, все это понятно, но, однако, важно знать – не пойдем ли мы обратно, если будем лишь рожать? Предки Сволочь, дылда, старый мерин, недоносок рыжей клячи, твой рассудок непомерен, верно, выдуман иначе! Ветры, бейте в крепкий молот, сосны, бейте прямо в печень, чтобы, надвое расколот, был бродяга изувечен1 Солдат Прочь! Молчать! Довольно! Или расстреляю всех на месте! Мертвецам – лежать в могиле, марш в могилу и не лезьте! Пусть попы над вами стонут, пусть над вами воют черти, я же, предками не тронут, буду жить до самой смерти! В это время дуб, встревожен, раскололся. В это время волк пронесся, огорошен, 147 защищая лапой темя.
Вепрь, муха, целый храмик ч муравьев, большая выдра – все летело вверх ногами, о деревья шкуру выдрав.
Лишь солдат, закрытый шлемом, застегнув свою шинель, возвышался словно демон невоспитанных земель.
И полуночная птица – обитательница трав – принесла ему водицы, ветку дерева сломав.
5. НАЧАЛО НАУКИ Когда полуночная птица летала важно между трав, крестьян задумчивые лица открылись, бурю испытав.
Над миром горечи и бед звенел пастушеский кларнет, и пел петух, и утро было, и славословил хор коров, и над дубравой восходило светило, полное даров.
Слава миру, мир земле, меч владыкам и богатым! Утро вынесло в руке возрожденья красный атом.
Красный атом возрожденья, жизни огненный фонарь, на земле его движенье разливает киноварь.
Встали люди и коровы, встали кони и волы, вон – солдат идет, багровый от сапог до головы.
Посреди большого стада кто он – демон или бог? И звезда его крылата блещет, словно носорог.
148 Солдат Коровы, мне приснился сон.
Я спал, овчиною закутан, и вдруг открылся небосклон с большим животным институтом.
Там жизнь была всегда здорова, и посреди большого зданья стояла стройная корова в венце неполного сознанья.
Богиня Сыра, Молока, главой касаясь потолка, стыдливо кутала сорочку и груди вкладывала в бочку.
И десять струй с тяжелым треском стучали в кованый металл, и, приготовленный к поездкам, бидон как музыка играл, и опьяненная корова, сжимая руки на груди, стояла так, на все готова, дабы к сознанию идти.
Коровы Странно слышать эти речи, зная мысли человечьи.
Что, однако, было дале? Как иные поступали? Солдат Я дале видел красный светоч в чертоге умного Вола, коров задумчивое вече решало там свои дела.
Осел, над ними гогоча, бежал, безумное урча,- рассудка слабое растенье в его животной голове сияло как произведенье, по виду близкое к траве.
Осел скитался по горам, глодал чугунные картошки, а под горой машинный храм выделывал кислородные лепешки.
Там кони – химии друзья – 149 хлебали щи из ста молекул, иные, в воздухе вися, смотрели, кто с планет приехал.
Корова в формулах и лентах пекла пирог из элементов, и перед нею в банке рос большой химический овес.
Конь Прекрасна эта сторона – одни науки да проказы! Я, как бы выпивши вина, солдата слушаю рассказы.
Впервые ум смутился мой – держу пари – я полон пота.
Ужель не врешь, солдат младой, что с плугом кончится работа? Ужели, кроме наших жил, потребен разум и так дале? Послушай, я ведь сторожил, пристали мне одни медали.
Сто лет тружуся на сохе – и вдруг за химию! Хе-хе! Солдат Молчи, проклятая каурка, не рви рассказа до конца, не стоят грязного окурка твои веселые словца.
Мой разум так же, как и твой,- горшок с опилками, не боле, но над картиною такой сумей быть мудрым поневоле.
…Над Лошадиным институтом вставала стройная луна, научный отдых дан посудам, и близок час веретена.
Осел, товарищем ведом, приходит, голоден и хром, его как мальчика питают, ума растенье развивают.
Здесь учат бабочек труду, ужу дают урок науки – как делать пряжу и слюду, как шить перчатки или брюки.
150 Здесь волк с железным микроскопом звезду вечернюю поет, здесь конь с редиской и укропом беседы длинные ведет.
И хоры стройные людей, покинув пастбища эфира, спускаются на стогны мира отведать пищи лебедей! Конь Ты кончил? Солдат Кончил.
Кон Браво, браво! Наплел голубчик на сто лет! Но как сладка твоя отрава, как жжет меня проклятый бред! Солдат, мы наги здесь и босы, нас давят плуги, жалят осы, рассудки наши – ряд лачуг, и весь в пыли хвоста бунчук.
В часы полуночного бденья, в дыму осенних вечеров, солдат, слыхал ли ты хрипенье твоих замученных волов? Нам нет спасенья, нету права, нас плуг зовет и ряд могил, и смерть – единая держава для тех, кто немощен и хил.
Солдат Стыдись, каурка, что с тобою? Наплел, чего не знаешь сам! Смотри-ка, кто там за горою ползет, гремя, на смену вам? Большой, железный, двухэтажный, с чугунной мордой, весь в огне, ползет владыка рукопашной борьбы с природою – ко мне.
Воспряньте, умные коровы, воспряньте, кони и быки, отныне, крепки и здоровы, 151 мы здесь для вас построим кровы с большими чашками муки.