Никитин чувствовал всеобщую возбужденность, и страх стал невольно заползать в его душу.
«Ваня» бежал по обмелевшей Волге, которая тянулась к нему желтыми гривами песков, бежал мимо притихших безлюдных деревень. Василию было страшно. Так страшно, что неведомая сила толкала его к борту, какой-то голос непрерывно зудил: «Ныряй! Доплывешь до берега и жив останешься...»
И в тот момент, когда Василию стало окончательно невмоготу, Вишневский сказал:
— Смерти не боятся только дураки. Полноценный человек всегда хочет жить... Но если ты воюешь за великое правое дело, если твоя смерть принесет счастье миллионам, — не бойся смерти, презирай костлявую!
— Я ничего, — пробормотал Василий.
— Не про тебя и речь. Про любого... Чтобы легче было, думай о том, как заживем после победы.
Не мог Василий в тот момент думать о счастье, но спокойный голос Вишневского помог осилить растерянность. Страх еще хозяйничал в душе, однако уже не рос, он уже как бы начал подчиняться Василию.
Наконец, ночью впереди замигал огонек.
— Товарищ Маркин, флагман поздравляет с благополучным приходом и приказывает швартоваться рядом с «Ольгой», — отрапортовал сигнальщик.
«Ваня» послушно подошел к берегу. Маркин сразу убежал к командующему, а матросы вышли на палубу. Посыпались вопросы, шутки. Василий
был поражён. И это фронт? А где же пулеметные очереди и орудийные залпы?
Да, Василий в то время еще не знал, что фронт не всегда грохочет залпами и полыхает пожарами. Не знал, что фронт может притаиться, как змея, подстерегающая добычу. В ту ночь никто из красных военморов не предполагал, что утром белые дадут бой.
Деревня Моркваши, ничем не приметная еще год назад, теперь не сходила с языка их военных специалистов. Около нее сосредоточивалась Красная военная флотилия. Казалось бы, стоило ли волноваться из-за того, что у Морквашей появилось несколько кораблей? И каких? Бывших буксиров! На них ведь и настоящей брони нет! А пушки? Старье!
И сначала не волновались ни иностранные, ни белые военные специалисты. До первого боя не волновались. До того самого, во время которого Красная флотилия основательно потрепала корабли белых, вооруженные новейшими пушками, обшитые первоклассной броней. Тогда поняли в штабах интервентов и белых: Красная флотилия встала заслоном на их пути к Москве.
Поняли — началась подготовка к уничтожению этого заслона. Быстрая, тщательная. Почему быстрая? Что ни день — новые солдаты перебегают от белых к красным, что ни день — красные наливаются силой, крепнут. Их отряды растут, словно грибы после теплого дождя. А в Нижнем еще есть корабли. С ними комиссар Маркин.
И вот утром, когда солнце будто нехотя выползало из-за бугров левого берега, когда безумствовали в кустах птицы, а в реке плескалась рыба, белые корабли снялись со швартовых, крадучись двинулись к Морквашам. Расчет белых был прост: внезапно навалиться на флотилию красных. В том, что нападение будет внезапным, ошеломляющим,— белые не сомневались: во-первых, в утренние часы сон особенно крепок и сладок, во-вторых, разве часовые красных разглядят корабли, крадущиеся в туманной дымке? Если говорить откровенно, то наверняка и часовых-то нет. Не может мужичье воевать без руководящей офицерской руки!
Так рассуждали белые генералы, в это верили и офицеры. И вдруг все увидели корабли. Они шли навстречу. Шли, гордо неся на мачтах красные флаги, которые от солнечных лучей были огненными. Казалось, прикоснись — спалишься.
Появление флотилии противника удивило офицеров. Но то, что корабли красных шли кормой вперед, — поразило, на какое-то мгновение заставило забыть о том, что уже можно, что пора открыть огонь. Офицеры никак не могли понять, почему корабли красных спускаются кормой вперед? Ведь еще не было в военно-морской истории такого, чтобы корабли пятясь начинали бой!
Может, красные заранее драпать приготовились?
Но на палубах красных кораблей замелькали злые огоньки орудийных выстрелов, и снаряды вздыбили воду.
Не успели осесть первые водяные столбы — взметнулись другие. Теперь еще ближе. Горячие осколки забарабанили по броне.
Белые тоже открыли огонь. Несколько секунд опоздания, но многое уже потеряно. Ведь красные
почти пристрелялись. Кроме того, комендоры белых волнуются, стреляют торопливо. Некоторые снаряды рвутся даже на берегу. Много ли толку от такой стрельбы?
Все, что было до первого вражеского залпа, Василий видел и запомнил прекрасно. Но едва первый осколок вспорол палубу рядом с ним — все заволоклось каким-то лихорадящим туманом. Василий, как сквозь сон, услышал команду Маркина: