Потом жаркое пламя опалило стену. Это Бугров, когда белые окружили его, взорвал гранатой их и себя.
Как лучше рассказать народу о всем виденном? Хватит ли сил донести до людей душевную красоту Бугрова и многих сотен других товарищей, могилы которых разбросаны по всей русской земле, освобожденной от врагов?
А Ефим мечтает о том, как хорошо было бы поймать в том доме какого-нибудь контрика. Обрадовался бы Маркин «языку»...
В доме, однако, никого не оказалось. Но в одной из комнат валялись пустые бутылки с замысловатыми этикетками, а в другой — открытый ящичек с сигарами и офицерский темляк от шашки.
Закурили. Дым ароматный, но какой-то чужой, тяжелый. Махорка привычнее!
Побывали на чердаке и в подвале. Потом начали тщательно осматривать комнаты. Всеволод и Ефим ходили хозяевами, а Василий робел, держался сзади, старался ступать осторожно, чтобы не поскользнуться на блестящем паркетном полу.
В жизни своей Василий не видал такого богатства. Куда ни глянь — шелк, бархат, позолота, тяжелая бронза, мягкие стулья на таких тонких и кривых ножках, что страшно садиться — обязательно стул рассыплется!
Надолго застряли в библиотеке. Из-за Всеволода. Он, как голодный на хлеб, набросился на книги.
— Это, Всеволод, что за хреновина? — спросил Ефим, глядя на толстенные тома, корешки которых поблескивали тусклой позолотой.
— Энциклопедия. Тут ответы на все главнейшие вопросы.
— Подходящий товар! — обрадовался Ефим и начал вынимать книги из шкафа. — Порадуем ребят!
— Или забыл? — только и спросил Всеволод.
— А чего забывать? Разве я граблю? Не для себя, для всей команды.
Говорил Ефим убедительно, и Вишневский больше не стал отговаривать, опять прилип к книгам.
Скоро из соседней комнаты вырвался на простор оглушительный бас, от которого, казалось, задрожал весь дом. Это Ефим нашел граммофон.
— Ну как, подходяще?
— Голосище! — Василий не скрывал своего восхищения.
— Берем?
— Спрашиваешь!
К кораблю подходили гуськом. Впереди Вишневский с граммофоном и пластинками. За ним — Ефим и Василий тащили энциклопедию.
На мостике стоит Маркин. Он хмурится и кричит:
— Что несете, дьяволы?
— Разрешите доложить, товарищ комиссар, очень полезные книги. — Ефим поворачивается к Всеволоду: — Как их величают?
— Энциклопедия.
— Ага, энциклопедия, товарищ Маркин! Читать у нас нечего, так братва навалится. Глядишь, к зиме и познает всю житейскую премудрость! И еще граммофон с пластинками.
Никто не обратил внимания на то, что Маркин взбешен. Первый случай мародерства! Правда, сегодня военморы принесли только книги и граммофон, принесли для общего пользования, но кто поручится, что в следующий раз «для всех» не приволокут бочку вина, отрез сукна или коровью тушу?
Если не пресечь это сегодня, если расцветет на «Ване Коммунисте» зловонный букет мародерства— в первую очередь нужно будет расстрелять его, Маркина.
Что обиднее всего — к мародерству причастен Вишневский. Преданнейший революции, талантливейший человечище!
Но революция тем и сильна, что воздает по сегодняшним заслугам. Разве не командуют миноносцами бывшие царские офицеры? Признали революцию, решили честно служить народу, ну и командуют. Разве не зачислен в отряд солдат Плотников, убежавший от белых? Зачислен, исправно воюет.
А Вишневский... Большой талант дан человеку, больший и спрос с него!
— Вахтенный! — зовет Маркин.
— Есть, вахтенный! — отвечает Хлюпик и становится так, чтобы Маркин видел его.
— Военморов Ефима Гвоздь и Василия Никитина — арестовать. Вещи Вишневского вышвырнуть с корабля. Чтобы и не пахло у нас мародерством!
Безжалостен приказ комиссара. Михаил Хлюпик, как и другие военморы, считает его чудовищно строгим, несправедливым, но лязгает затвором винтовки.
Молчат моряки. Рыбак крестится и шепчет:
— Пронеси, господи, беду лихую...
Ефим Гвоздь неожиданно швыряет бушлат под ноги Миши Хлюпика, скидываег фланелевку, выворачивает карманы брюк, рвет тельняшку на груди и исступленно орет.
— Вот тебе, Маркин! Стреляй! Ну, кому говорю? Стреляй! Но честь мою — не марай! Глянь на добро Ефима! Глянь на дырявые карманы! Хоть в кишках моих ройся — полушки не найдешь! Ефим Гвоздь честный военмор!
И вдруг спокойно, словно не он орал на всю реку:
— А Вишневского не тронь. Отговаривал меня. Я зачинщик — с меня и спрос.
В разорванной тельняшке стоит Ефим Гвоздь. Все видят два багровых шрама. Все знают, что получены они в боях с врагами революции.