Вот и штаб анархистов. Двухэтажный каменный дом, ничем не приметный внешне, стоит в окружении купеческих особняков. Все его окна ярко освещены. Как в большой праздник.
Около дома их встретил Ефим.
— Разрешите доложить, товарищ боцман? Маркин живой. Анархия митингует на втором этаже.
— Наши ребята где?
— Там. Велел следить, чтобы Маркина не тронули.
По лестнице, усыпанной шелухой от подсолнухов и прочим мусором, поднялись на второй этаж, задержались в дверях.
В большой комнате сгрудились анархисты — какие-то волосатики в косоворотках, клешники с длиннющими лентами, солдаты, у которых лохматые чубы свисали почти до носа, и прыщеватые юнцы в гимназических шинелях. Они кричали, размахивали кулаками, бутылками и даже наганами. Они наседали на Маркина. А он стоял, прижавшись спиной к буфету, и насмешливо смотрел на беснующихся. Разве только бледнее был, чем всегда. Наган у Маркина анархисты отобрали.
Макар Петрович Карпов выстрелил в потолок. Посыпалась штукатурка. Будто окаменели анархисты на мгновение, а Всеволод Вишневский с братвой уже пробился к Маркину, прикрыл его.
Тут один из анархистов матюкнулся, рванулся к винтовке. Но кочегар Миша Хлюпик навалился на него, скрутил руки, уволок в коридор.
— Наших бьют! — истошно завопил юнец, похожий на гимназиста.
Ефим Гвоздь молча ударил его. Тот, как подрубленный, грохнулся на заплеванный пол.
Тишина. Никакого сопротивления.
Не ожидал Василий Никитин, что Маркина удастся освободить так легко. Он много раз видел анархистов в городе. Какие они всегда были спесивые, громогласные! А сегодня их будто подменили, словно полиняли, выцвели они за эти несколько минут.
Не заметил Василий Никитин, что еще в самом начале заядлые анархисты были прижаты к стенкам штыками матросов с «Вани», что к вискам заправил приросли безотказные матросские наганы.
А Маркин уже застегнул кожанку и сказал спокойно:
— Все барахло, которое здесь есть, как незаконно добытое, конфисковать в пользу революции.
В огромные узлы связали шали, кружевное диковинное белье, отрезы шелка, бархата и сукна. Отдельно упаковали золотые побрякушки. Вывели главарей, под конвоем отправили в чека.
К остальным Маркин обратился с речью:
— Прошу слушать меня внимательно. Мы, революционные моряки, обращаемся к вам с добрым словом. Если по-прежнему станете жить паразитами на теле республики — прикончим с вами канитель!.. Ведь, если откровенно, осточертели вы. Если бы не революционная дисциплина, давно отправили бы вас в небесный штаб.
— А к себе возьмете? — спросил кто-то.
— Кто ты есть такой, чтобы мы тебя в свой кубрик пустили? — повысил голос Маркин. — Или ты думаешь, мы любого добровольца зачисляем? Ошибаешься. Кто ты такой сейчас? Сейчас ты несознательный элемент, которого мы щадим из-за его политической неграмотности. А кто мы? Мы — передовой отряд революции, который с голыми руками пойдет на любую контру!
— И сокрушит ее, — подсказал Ефим Гвоздь.
Маркин кивнул и закончил свою речь так:
— Если вы настоящие люди и хотите понять что к чему, то идите в Красную Армию. Кто там отличится — можем и к себе зачислить. Как достойное пополнение...
Вот все, что произошло в ту ночь. Но еще много раз подымала матросов «Вани» боевая тревога. Были и раненые. Были и убитые.
«Зачем же ты, товарищ Маркин, поднял нас сегодня среди ночи?» — так думали матросы, поглядывая на мостик.
— По местам стоять; со швартовых сниматься! — раздается оттуда команда.
Падают с чугунных тумб толстые канаты. Медленно, словно нехотя, погружается в воду первая плица...
Уплывает назад берег с огромными купеческими амбарами. Перед носом корабля — простор Волги. Впереди — манящие красные и белые огоньки бакенов.
— Отбой боевой тревоги!—доносится с мостика.
— Можно, Всеволод, к Ефиму? — спрашивает Василий.
— Иди.
Ефим Гвоздь — комендор носового орудия. Он любит позубоскалить, высмеять человека — для него плевое дело. Но стеснительному Василию это даже нравится. Он считает, что именно таким — насмешливым, дерзким, решительным — и должен быть красный военмор. Кроме того, Всеволод Вишневский и Ефим Гвоздь вместе служили на миноносце на Черном море. Вместе и ушли с корабля, чтобы защищать революцию. Только сюда в разное время прибыли. А раз они приятели, то и Василий тянулся к Ефиму.
— Смирно! — негромко, чтобы не слышало начальство, командует Ефим и, тараща глаза, рапортует:— Товарищ поверяющий салажонок! Во вверенном мне орудийном расчете пять человек. Из них семь в бане, а двенадцать ушли к Мане! Прикажете начальству докладать, али пока обождать?