- Левдиков, где тебя черти носят? - гремит, хорошо поставленным голосом мужчина. При этом на хозяина кабинета он даже не смотрит.
- Так ведь, обход у меня. На обходе был.
- А почему на столе бумаги секретные держишь? Тебя бдительности не учили?
- Виноват, торопился, - мямлит Левдиков, - Больше такого не повториться, товарищ...?
- Полковник Терехов, - представляется мужчина и направляет тяжёлый взгляд на Левдикова. - Бардак на твоём столе, майор, вполне объясняет причину того, что творится на вверенном тебе участке.
Сердце майора Левдикова, воевавшего и не раз находившегося на волоске от смерти, затрепетало и куда-то провалилось.
Полковник продолжает:
- По вверенным тебе улицам косяками ползают инвалиды. Они собираются в Измайловском парке, пугая и портя настроение советским труженикам. Короче, там..., - мужчина тычет пальцем в потолок, - этим страшно не довольны. Твои инвалиды умаляют значимость нашей победы над фашизмом. Вопрос, так сказать, политический. Даю тебе ровно сутки для того, чтобы собрать всех калек, повторяю - всех до единого и доставить их в северный речной порт. Там для них приготовлены баржи. Задача ясна?
- Ясна, но товарищ полковник, за сутки никак не успеть. Только оформление документов займёт не меньше недели.
- Майор, вы - идиот или только прикидываетесь?
...............................................................
Позже Левдиков вспомнил, откуда ему знаком парализующий взгляд полковника Терехова. Они учились в одной школе. Лёха Терехов держал в страхе всю школу: отнимал ценные вещи и деньги; издевался над ребятами, частенько бил их. Левдиков до сих пор помнит унижение, которое он испытывал, катая Лёху Терехова на своей спине.
0x01 graphic
Самым трудным в освоении тележки, то бишь - куска фанеры с притороченными к ней подшипниками вместо колёс и бельевой верёвкой в качестве привязного ремня, оказалось преодоление бордюров, порогов и тому подобных препятствий. Путём тренировок Ваня выработал несколько приёмов, позволявших, в целом, удовлетворительно решить данную проблему. Так, например, домашние порожки он преодолевал, ложась набок и поворачиваясь на месте, а препятствия уличные он брал хитростью: делал вид, что пытается их перескочить, и всегда находились добрые люди, готовые ему помочь.
И вот наступил день, когда он, наконец, решился добраться до Измайловского парка - посмотреть, как там, разведать обстановку. Бабке Груше он ничего не сказал, зная наперёд, что не отпустит. Накануне припрятал в тёмной комнате узелок с кусочком чёрного хлеба, тремя карамелевыми конфетками и фляжкой кипячёной воды. С этими харчами легко можно продержаться несколько суток.
В путь он двинулся поутру, когда старуха спала. Без особых проблем добрался до Первомайской улицы. Осталось перейти на другую сторону, а там по прямой до парка рукой подать. В центре улицы - рельсы, уложенные на чёрные шпалы. Ване они кажутся непреодолимыми. Когда он решается на штурм, мимо с грохотом, дребезжанием и лязгом проносится огромная красно-белая гора из дерева, металла, стекла. Это - трамвай. Ваня, позабывший, как они выглядят, впечатлился настолько, что ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.
- Что, браток, треба помощь - переплыть на тот бережок? - участливо интересуется прохожий.
Ваня едва кивает головой, что можно было принять за сомнение, неуверенность, но никак не за согласие. Тем не менее, его обнимают и переносят на другую сторону дороги. По пути он роняет узелок с продуктами. Сердобольному мужчине приходится за ним возвращаться. Промчался ещё один трамвай, уже в противоположном направлении. Он выдаёт серию оглушительно звонких трелей, показавшихся Ване прощальными. Почему-то он подумал, что домой он уже не вернётся.
Тротуар идёт немного под гору. Двигаться по неровному асфальту, порванному корнями растущих по краю лип, тяжело. Предплечье единственной руки предательски ноет. От ручки деревянного бруска-толкача на ладони - кровавые мазоли. Но вот уже виднеется зелёная арка входа в парк. Перед ней площадь, а на площади люди, много людей. Они почему-то бегают, будто играют в салочки. Ваня тянет шею, чтобы осмотреться. Увлечённый, он не замечает, как недалеко от него, останавливается грузовой тентованный автомобиль, как к нему подбегают милиционеры.
Они хватают Ваню с двух сторон, один - за руку, другой за тележку, несут в машину и с раскачкой кидают через борт в кузов. Грузовик быстро уезжает. На том месте, где минуту назад стоял Ваня лежит его узелок с едой.
0x01 graphic
Литерная самоходная баржа водоизмещением 180 тонн "Волгарь - 17" причаливает к деревянной пристани острова Валаам.
На барже - спецгруз: две с половиной сотни душ инвалидов, собранных на улицах Москвы. Первым на землю сходит капитан "Волгаря" товарищ Сосновский. От положенной по статусу формы на его высоченной фигуре одна фуражка, остальная одежда - гражданская, брюки и пиджак от разных гарнитуров, полуботинки с широкими носами - по моде прошлого века. Капитан голоден, небрит и страшно зол. Быстрым шагом он поднимается по крутой склизкой дороге, ведущей к зданию, виднеющемуся за полуразвалившейся церковью.
Назад возвращается довольно быстро. Судя по тому, как Сосновский размахивает руками, мотает из стороны в сторону головой и шевелит губами, что полудюжине мужиков, дожидавшихся его на борту баржи, без всяких слов становится ясно - им здесь "не выгорело". Почитай весь рейс команда тянула на голодном пайке, а последние сутки так и вовсе "не жрамши, не спамши" в надежде хотя бы здесь, на острове найти еду и постель.
Поднявшись по шатким сходням, он останавливается перед людьми и говорит:
- Приказано разгружаться и следовать в Ленинград.
Синюшные лица матросов выражают откровенную злобу.
- Кто недоволен, может остаться на берегу, - говорит капитан Сосновский.
Матросы ворчат.
- Чего они, сволочи, белены объелись? -
- Пусть пожрать сначала организуют.
- Что вы за люди такие? - хрипло спрашивает капитан. - Для нас тут еды нет. Они сами пухнут с голоду. Собак всех поели. Мы должны разгрузиться и идти на Ленинград. В городе найдём харч и отдых - слово капитана. А теперь слушай команду: отдраить трюмовые, приступить к выгрузке спецконтингента.
Темнеет так быстро, будто сверху льют тёмно-фиолетовое чернило. Отражённый от воды свет невидимой луны тускло освещает баржу, отваливающую от берега, на котором всюду виднеются чёрные холмики спецконтингента - бывших пассажиров баржи.
Капитану Сосновскому картина напоминает лежбище тюленей. Он ходил на Севера, знает. Матросы стараются в ту сторону вообще не смотреть. Судьба беспомощных калек, оставленных на берегу, им безразлична. У них своя забота - быстрее добраться до Ленинграда.
* * *
Ранним утром из лесу выкатывается жердевая телега, запряжённая рыжей худой кобылой.
- Тпр-р-р, - натягивает вожжи возница - человек явно духовного звания, в длинном чёрном платье и шапочке, и, обернувши голову назад, говорит:
- Приехали, Ника Алексеевна. Подымайтесь.
Из телеги высовывается женская голова в красном клетчатом платке.
- Вы уж, будьте так любезны, как-нибудь пошибчее, - просит возница. - Сами понимаете, коли спохватятся, что мы без разрешения пределы монастыря покинули, тады мне, а в особливости вам, несдобровать.
- Знаю, Миша, не волнуйся. Я быстро, - говорит женщина и соскакивает на землю.
Быстрым шагом она обходит покрытых утренним инеем, неподвижно лежащих людей. От сильного ветра полы её белого халата, надетого на демисезонное пальто, развиваются в разные стороны.