Пронька опять вышел и постучался. Все повторилось.
— Ну, как житуха? — спросил Пронька, улыбаясь.
— Да так себе… А ты что, по делам в город?
— Нет, совсем.
— Как совсем?
— Хочу артистом стать.
Режиссер захохотал.
Пронька выбился из игры.
— Опять снова?
— Нет, продолжай. Только — серьезно. Не артистом, а… ну, в общем, работать на трикотажную фабрику. Так ты, значит, совсем в город?
— Ага.
— Ну и как?
— Что?
— А где жить будешь?
— У тебя. Вы же у меня жили, теперь я у вас поживу.
Режиссер в раздумье походил по номеру.
— Что-то не выходит у нас… Сразу быка за рога взяли, так не годится, — сказал он. — Тоньше надо. Хитрее. Давай оба притворяться: я недоволен, что ты приехал, но как будто обрадован; ты заметил, что я недоволен, но не показываешь виду — тоже радуешься. Попробуем?
— Попробуем. Мне глянется такая работа, честное слово. Если меня увидят в кино в нашей деревне, это будет огромный удар по клубу, его просто разнесут по бревнышку.
— Почему разнесут?
— От удивления. Меня же на руках вынесут!..
— М-да… Ну, давайте пробовать. А то как бы меня потом тоже не вынесли из одного дома. От удивления.
Пронька вышел в коридор, постучался, вошел, поздоровался. Все это проделал уверенно, с удовольствием.
— Ваня! Ты как здесь?! — воскликнул режиссер.
— А тебя зовут?
— Ну, допустим… Николай Петрович.
— Давай снова, — скомандовал Пронька. — Говори: «Ваня, ты как здесь?!»
— Ваня, ты как здесь?!
— Нет, ты вот так хлопни себя руками и скажи: «Ваня, ты как здесь?!» — Пронька показал, как надо сделать. — Вот так.
Режиссер потрогал в раздумье подбородок и согласился.
— Хорошо. Ваня, ты как здесь?! — хлопнул руками.
Пронька сиял.
— Здорово, Петрович! Как житуха?
— Стоп! Я не вижу, что ты догадываешься о моем настоящем чувстве. Я же недоволен! Хотя… Ну хорошо. Пойдем дальше. Ты все-таки следи за мной внимательней. Ваня, ты как здесь?!
— Хочу перебраться в город.
— Совсем?
— Ага. Хочу попробовать на фабрику устроиться…
— А жить где будешь? — сполз с «радостного» тона Николай Петрович.
— У тебя. — Проньку не покидала радость. — Телевизор будем вместе смотреть.
— Да, но у меня тесновато, Иван…
— Проживем! В тесноте — не в обиде.
— Но я же уже недоволен, Иван… то есть, Проня! — вышел из терпения режиссер. — Разве не видишь? Я уже мрачнее тучи, а ты все улыбаешься.
— Ну и хрен с тобой, что ты недоволен. Ничего не случится, если я поживу у тебя с полмесяца. Устроюсь на работу, переберусь в общагу.
— Но тогда надо другой фильм делать! Понимаешь?
— Давай другой делать. Вот я приезжаю, так?
— Ты родом откуда? — перебил режиссер.
— Из Колунды.
— А хотел бы действительно в городе остаться?
— Черт ее… — Пронька помолчал. — Не думал про это. Вообще-то нет. Мне у нас больше глянется. Не подхожу я к этому парню-то?
— Как тебе сказать… — Режиссеру не хотелось огорчать Проньку. — У нас другой парень написан. Вот есть сценарий… — Он хотел взять со стола сценарий, шагнул уже, но вдруг повернулся. — А как бы ты сделал? Ну вот приехал ты в город…
— Да нет, если уж написано, то зачем же? Вы же не будете из-за меня переписывать.
— Ну а если бы?
— Что?
— Приехал ты к знакомым…
— Ну, приехал… «Здрасте!» — «Здрасте!» — «Вот и я пожаловал». — «Зачем?» — «Хочу на фабрику устроиться…»
— Ну?
— Все.
— А они недовольны, что тебе придется некоторое время у них жить.
— А что тут такого, я никак не пойму? Ну, пожил бы пару недель…
— Нет, вот они такие люди, что недовольны. Прямо не говорят, а недовольны, видно. Как туг быть?
— Я бы спросил: «Вам што, не глянется, што я пока поживу у вас?»
— А они: «Да нет, Иван, что ты! Пожалуйста, располагайся!» А сами недовольны, ты это прекрасно понимаешь. Как быть?
— Не знаю. А как там написано? — Пронька кивнул на сценарий.
— Да тут… иначе. Ну а притвориться бы ты смог? Ну-ка давай попробуем? Они плохие люди, черт с ними, но тебе действительно негде жить. Не ехать же обратно в деревню. Давай с самого начала. Помни только…
Зазвонил телефон. Режиссер взял трубку
— Ну… ну… Да почему?! Я же говорил!.. Я показывал, какие! А, черт!.. Сейчас спущусь. Иду. Проня, подожди пять минут. Там у нас путаница вышла…
— Не слушаются? — поинтересовался Пронька.
— Кого? Меня?
— Но.
Режиссер засмеялся.
— Да нет, ничего… Я скоро. — Режиссер вышел.
Пронька закурил.
Вбежала красивая женщина с портфелем. На ходу спросила:
— Ну, как у вас?
— Никак.
— Что?
— Не выходит. Там другой написан.
— Режиссер просил подождать?
— Ага.
— Значит, подождите. — Женщина порылась в стопке сценариев, взяла один… — Может, вам сценарий пока дать почитать? Почитайте пока. Вот тут закладочка — ваш эпизод.
Она сунула Проньке сценарий, а сама с другим убежала. И никакого у нее интереса к Проньке больше не было. И вообще Проньке стало почему-то тоскливо. Представилось, как приедет завтра утром к станции битком набитый поезд, как побегут все через площадь — занимать места в автобусах… А его не будет там, и он не заорет весело на бегу: «Давай, бабка, кочегарь, а то на буфере поедешь!» И не мелькнут потом среди деревьев первые избы его деревни. Не пахнет кизячным дымом… Не встретит мать на пороге привычным: «Приехал. Как она там?» И не ответит он, как привык отвечать: «Все в порядке». — «Ну, слава Богу».
Он положил сценарий на стол, взял толстый цветной карандаш и на чистом листке бумаги крупно написал:
«Не выйдет у нас.
Лагутин Прокопий».
И ушел.