Арцви и не взглянул в его сторону.
Тогда персидский воин схватил камень и швырнул его в Арцви. Камень попал в скакуна Спарапета. Конь рванулся, еще миг – и, вырвав повод из рук Арцви, ускакал бы.
Арцви, не выпуская из рук поводьев обоих скакунов, подошел к персидскому воину и так ударил его ногой в грудь, что тот растянулся на земле без дыхания.
Второй воин сорвался с места, схватил с земли камень и также бросил в Арцви. Тот отклонился в сторону, вскочил на своего коня и, опять ведя на поводу скакуна Спарапета, кинулся на перса и смял его. На вопли перса выскочили его товарищи.
Из-за городских стен высыпала толпа, горожане также направились бегом к месту схватки. Подоспели и юноши, принимавшие участие в скачках.
Персидские воины забрасывали Арцви камнями, но тот ловко уклонялся от ударов; не оставаясь ни мгновения на месте, он носился вокруг персов, внезапно поворачивая коня, бросался на них и прорывал их окружение.
Скакуны разгорячились даже больше, чем сам Арцви. Они с ржанием вставали на дыбы и с таким бешенством бросались на персидских воинов, что те разбегались во все стороны. Послышались голоса:
– Хватит тебе, Арцви… Уезжай! Слышишь, Арцви?..
Но Арцви, весь окровавленный, со зловещей улыбкой на устах, сверкая глазами, продолжал нападать на воинов, пока не рассеял их.
На городской стене показался персидский сипай.
– Что здесь случилось? – крикнул он гневно и изумленно. Ему рассказали.
– Стрелами его! – приказал он. Воины кинулись за луками.
Но в это мгновение к сипаю подбежал крепостной воевода-армянин. Он в бешенстве сверкнул глазами на сипая и прикрикнул:
– Посмей только, глупец!
Сипай махнул рукой стрелкам. Те опустили луки. Приблизившись к парапету, сипай стал громко грозить Арцви.
Воевода в свою очередь подошел к парапету и знаком приказал Арцви отъехать. Арцви, наконец, опомнился. Проехав с проклятием мимо трупа первого воина, он снова погнал коней в воду и стал осматривать их, нет ли на них ран или ушибов. Убедившись, что открытых ран нет, он начал растирать ушибленные камнями места и вновь купать коней, как если б ничего не случилось.
– Кто этот щенок? Схватить его!.. – разгневанно крикнул сипай.
– Придержи язык. Руки у тебя коротки!
Внизу продолжал толпиться народ. Воевода спросил:
– Что все-таки тут произошло? Ему рассказали.
– Они скоро запретят нам и воду сливать! – крикнул Вараж.
В толпе захохотали.
– Пришли, на голову нам сели, да еще нашу же воду для нас жалеют! – с гневом крикнул Маркос.
Воевода что-то гневно пробормотал себе под нос и обратился к сипаю, явно сдерживая себя:
– Чего вы хотите от населения? Почему вы не сидите спокойно?
– Мы воины повелителя арийского! – отрезал сипай. – Границ постоя нашего войска не смеет пересекать никакой чужеземный воин!
Кровь бросилась воеводе в голову. Это был человек небольшого роста, но тучный, и потому он весь побагровел от гнева.
Очевидно, присутствие персидских войск давно раздражало его. Сжав кулаки, он шагнул к сипаю:
– Вот ваши границы! Их и держитесь! – зарычал он, задыхаясь, с налитыми кровью глазами. – Вам отвели место, чтоб вы сидели там смирно. А вы норовите сесть нам на голову! Если вы еще раз осмелитесь затронуть не то что коня Спарапета, а хотя бы осла простого жителя, я сброшу вас со стены!
С внутренней стороны на городскую стену поднялся в это время начал! ник персидского отряда. Он продвигался медленно, нахмурив брови. Воины поспешно расступались перед ним, и он прошел между ними, не удостоив их взглядом.
Усевшись в отдалении на выступ стены, он пальцем подозвал к себе крепостного воеводу и сипая-перса.
Сипай подбежал и смиренно приветствовал его. Воевода не сдвинулся с места.
Перс свирепо взглянул в его сторону и снова пальцем позвал к себе.
– Я буду отвечать отсюда! – спокойно отозвался воевода. – Спрашивай!
– Кто этот щенок, который убил моего воина? – разъярился тот.
– Этот смельчак вон там купает коней. Он телохранитель Спарапета.
Перс вскочил с места и приказал сипаю:
– Иди вели схватить его!..
Воевода быстро обернулся и сделал знак рукой столпившимся на дальней башне армянским воинам. Там затрубили в рог. Тотчас со стен, из садов и дворов, из ближайших зданий стали сбегаться сотни воинов армян, вооруженных копьями и луками.
Перс, как видно, не ожидал подобной дерзости и оробел, но, не желая сдаваться, шагнул вперед и крикнул:
– Смотри, я прикажу голову тебе отрубить! Ты восстаешь против царя царей?!
– С царем царей я дела не имею, я тебя пытаюсь образумить! Или это ты и есть царь царей?
Толпа внизу загоготала.
Побагровевшее лицо военачальника выдавало его ярость, но страх сдерживал его. Чтоб как-нибудь пристойно выйти из положения, он еще раз пригрозил:
– Это тебе даром не пройдет… Подожди у меня только!.. – И, быстро повернувшись, спустился со стены.
Толпа с хохотом повалила к реке, где хмурый Арцви спокойно купал коней.
– Арцви, подох тот перс! – крикнул ему Корюн.
Арцви, не оглядываясь, продолжал свое дело.
Со стены спустились воины персы; они унесли труп убитого и подобрали двоих тяжелораненых, с ненавистью разглядывая толпу и вполголоса ее проклиная.
Горожане оживленно и громко обсуждали события. Персы удалились. Толпа окружила пожилого горожанина, судя по кожаному фартуку и замаранным сажей рукам и лицу – кузнеца, который озабоченно говорил:
– Вот так-то мы и жили со времен Шапуха и до нынешнего Азкерта!
– Уж приказали бы изрубить их, отметить хотя бы! – воскликнул Корюн.
– Э-э… Если дело дойдет до мести, мало ли за что нужно будет мстить! – вздохнул жилистый и крепкий, как копье, дед Абраам. – Сколько я себя помню – вся моя жизнь прошла в войнах да в мести персам! Мы жаждем мира, персу нужна война. Нет и десяти лет, как я вернулся домой, развел сад, – и вот опять говорят о новой войне!
– У нас что ни песня, что ни сказание – все о персах, о крови да о войне! – подтвердил Горнак-Симавон, перебирая струны своего бачбирна.
– А много войн довелось тебе видеть, дед Абраам?.. – подсели к старику юноши.
– Как же было не видеть, милые мои, человек-то я старый… Не в дни ли Шапуха то было, сына первого Азкерта, который четыре года над нами царем сидел?.. Узнал он о болезни отца и поспешил в Персию, но, уходя, приказал своему наместнику схватить наших князей и угнать их в Персию. Я был тогда в войске Нерсеса Чичракеци. Дал он приказ – и мы все поднялись как один человек. Шли днем и ночью, коней загоняли, но настигли персов у Хэра. Они давай оборачиваться к нам лицом. А мы на них!.. Ну и битва была – любо-дорого! Вышибли вон, и духу их не стало… Но тяжелые были времена, что ни говори!.. – закончил со вздохом дед Абраам. – Много мучили нас, много наших царей сгноили они в Башне забвения… Ногами они нас топтали, задыхались мы под их пятой, – чтоб они погибли!..
С противоположного берега прошла через мост группа крестьян. Они шли медленно, видно, колеблясь, пройти ли им прямо в город, или же присоединиться к беседовавшим на лугу горожанам.
Один из крестьян вышел вперед, остановился перед беседовавшими, всех оглядел и хмуро поздоровался. Он был немолод, смуглое до черноты лицо его заросло черной, как смоль, вьющейся бородой. Подошли и спутники его и стали полукругом перед сидевшими горожанами.
– Благоденствия всем!, – приветствовали они, усаживаясь. Один из них, усевшись, внимательно всех оглядел мрачным взглядом и хрипло откашлялся:
– Хмм…
– Откуда вы, братья? – спросил дед Абраам.
– Из Масьяц-Вотна… Из Акори… Из Масьяц-Виха… Отовсюду! – отозвались крестьяне.
– Недавно князья в большой спешке проехали мимо, – заметил один из крестьян, по-видимому, житель какого-нибудь пригородного села. – Крепко душит нас в последнее время перс, все налоги дерут! А у вас что слышно, Оваким?
– Ты погоди, что еще после с налогами будет, брат Гор! – отозвался Оваким. – Тогда-то скажешь, что дерут…
– Все дерут да дерут!.. Совсем совесть потеряли!.. – глухо простонал сидевший немного подальше крестьянин из Акори, мучительно вытягивая шею, словно придавленную непомерно тяжелой ношей. – Персу – налог, князю – налог, монастырю – налог… Все с крестьянина дерут! Семь шкур содрали! Иссушили нас, обессилели мы…