– Не проговоритесь о тайнике… – вполголоса и многозначительно напомнил настоятель, – не то ответите на страшном суде!..
– Терпите, если придется… – тихо добавил толстый и низенький рябой монах; передник на его выпирающем брюхе указывал, что это монастырский эконом.
По его распоряжению монахи начали выносить мешки с зерном.
Воины спешились и бродили по маленькому двору монастыря, смеясь и гогоча засматривали в кладовые и в храм. На паперти выросла гора мешков; принесли мерки и, открыв несколько мешков, начали мерить зерко. Видимо, это надоело сборщику, в он начал считать на глаз. Настоятель запротестовал:
– Осенью мы сдали полностью все, что причиталось с нас А ты снова берешь!
– Война! – объяснил сборщик. – Вы должны помочь. – Не собираешься же ты захватить все достояние монастыря. Поступай по закону, имей совесть!
– Все делается по закону и совести. Несите!
Низенький и толстобрюхий эконом, запыхавшись, бочкой катился взад и вперед, покачиваясь на ходу. Его рябое лицо выражало лишь одно – страх за поставленные под угрозу запасы. Настоятель побагровел; обливаясь потом и тяжело дыша, он поспешил к воинам, которые собрались взломать низкую, запертую на замок дверь.
– Удалитесь отсюда, воинам не место здесь! – крикнул он, пытаясь заслонить дверь.
К нему присоединился и эконом. Но воины не слушала их. Раздобыв откуда-то топор, они начали высаживать дверь. Та быстро подалась; тогда они ворвались и стали вытаскивать из тайника тяжелые кожаные бурдюки с маслом и сыром.
Во двор несмело вошли крестьяне. Полные тревоги, понимая, что появление персов сулит беду также и им, они напряженно следили за событиями.
Эконом, которого несколько воинов притиснули к двери кладовки и душили, внезапно прорвался сквозь цепь воинов и кинулся к крестьянам, выкрикивая:
– На помощь! Позовите сюда старшину Бакура! Пошлите верхового к марзпану!.. Все забрали! Поспеши, брат Аракэл!
Аракэл, широкоплечий крестьянин с грубоватым лицом, остро и злобно глянул на эконома.
– Чего тебе от меня надо? Вот сейчас и мне на горло наступят, потребуют отдать остаток налога марзпану…
Во двор вошел старшина Бакур, пожилой, пышущий здоровьем мужчина с толстыми усами, широким лбом и пронизывающими глазами.
– Бакур! Старшина! Помоги! – задыхаясь, возопил эконом. – Пошли скорей человека к марзпану…
Лицо Бакура приняло озабоченное выражение. В душе он был согласен с экономом: беззаконие при сборе дани могло распространиться и на крестьян, а этим был бы поставлен под угрозу остаток налога, причитающегося марзпану. За это отвечал головой он как старшина. Ему необходимо было вмешаться. Но он колебался, выжидая.
А во дворе монастыря происходило нечто омерзительное. Настоятель цеплялся за выволакиваемые мешки, пытаясь приостановить грабеж. Он отталкивал воинов, которые, взломав дверь еще одной кладовой, начали выносить новые кожаные бурдюки с маслом, сыром и солониной, копченое мясо и нанизанные на нитку сушеные фрукты. Эконом содрогнулся, мячиком подкатился к бурдюкам и крикнул монахам:
– Не давайте проклятым, отбирайте обратно!
Монахи – и старые и молодые – кинулись ему на помощь. Они так толкались, так рвали из рук воинов припасы, словно боролись за свою жизнь. Точно первобытные люди выбежали из пещер и дерутся из-за дичи Звериные инстинкты проснулись у обеих сторон. Защищая свои запасы, настоятель уже не помнил о своем сане: растрепанный, в разорванной рясе, со сверкающими алчностью глазами, он метался по двору, хватаясь за мешки. Но вот воины отогнали его и, вытащив припасы, сложили посреди двора. Тогда настоятель с неожиданной, невероятной силой боднул одного из воинов головой в живот, прорвал цепь и, набросившись на груду припасов, обхватил большой тяжелый кожаный мешок. Переваливаясь по-медвежьи с ноги на ногу, он потащил его обратно к двери кладовой. Воины кинулись за ним и вцепились в мешок. Началась потасовка, каждая сторона тащила мешок к себе. Обливаясь потом, со вздувшимися на шее жилами, настоятель напрягал все силы, чтобы не выпустить мешок из рук. Ряса его разорвалась, обнажилась косматая грудь. От бешенства он рычал, как зверь, задыхался.
Сборщик дани, разъяренный сопротивлением монахов, сделал знак начальнику отряда, который молча, с недоброй улыбкой смотрел на все происходившее. Тот выхватил свой меч и, подойдя к настоятелю, кольнул его острием в плечо. Настоятель ничего не почувствовал. Перс снова нанес удар. Настоятель упал, на четвереньках подполз к двери кладовой и схватился рукой за новый мешок, который выносили из кладовой. Третий удар – уже в голову- заставил его выпустить мешок и растянуться на земле.
Монахи отступили, подняли настоятеля и унесли его в монастырь. Собрав в одну кучу отобранные припасы и зерно, персидские воины разожгли костер, вынесли медные котлы и начали готовить себе обед.
Сборщик дани на глаз подсчитывал собранное. Подойдя к своему коню, он снял привязанные к седлу дощечки, на которых ножом нанесены были какие-то черточки, затем подозвал начальника отряда и предложил вполголоса:
– Приступим к деревне…
– Подождем, пока подойдут наши… – возразил тот, почуяв какую то опасность при виде мрачных лиц крестьян.
– Да, могут взбеситься, собаки!.. – пробормотал сборщик, искоса бросив злобный взгляд на крестьян. Он сел на ближайшую могильную плиту и начал наносить новые знаки на свои дощечки.
Старшина решил, что настало удобное время для беседы. С ним вместе подошел к сборщику и старик, направлявшийся к марзпану.
– Почему не по закону берете? – проговорил Бакур, обращаясь к сборщику. – Столько по закону не полагается. Это ведь страна марзпана!
Сборщик взглянул на него и, ничего не ответив, снова углубился в свои расчеты. Старшина повторил сказанное, но сборщик молча встал и начал всматриваться в дорогу, по которой приехал На вершине холма показался отряд. Его-то он поджидал.
Оскорбленный Бакур молча отошел. За ним также молча последовал и старик.
– Этак они и село выпотрошат и марзпану ничего не оставят… Пойду потороплю нашего сборщика!
Отряд подошел и остановился перед монастырем. Воины были в кувшинообразных головных уборах. Грузный чернолицый командир спешился и, войдя во двор, остановился перед сборщиком:
– Чу, как у вас?
– Тут кончили. Скоро будет готов обед для воинов. Действительно, обед вскоре поспел. Воины группами уселись вокруг костра, принялись за еду, приготовленную из награбленных припасов. Как только с едой было покончено, сборщик дани кивнул командиру:
– А теперь в село!
Подъезжая к селу, сборщик обратил внимание на оседланных коней, привязанных к деревьям и плетням. В селе царило какое-то смятение. В хижины заходили люди, выносили какие-то мешки.
Въехав в село во главе вооруженною отряда, сборщик приказал вызвать старшину. Тот явился. У него был встревоженный вид.
– Кто эти люди? Что они здесь делают? – спросил сборщик.
– Это люди марзпана, – объяснил старшина, – собирают остаток осеннего налога…
Персидский сборщик побагровел от ярости.
– Прежде чем собрать дань царю царей, вы даете марзпану?! Да как вы осмелились?! Накладываю запрет на весь урожай!
Его помощники в сопровождении воинов рассыпались по селу.
Воины врывались в хижины, забирали мешки с зерном и заставляли крестьян сносить и складывать эти мешки на сельской площади, где сидел сборщик.
Напрасно Бакур требовал, чтобы, во-первых, взвесили все собранное зерно, и затем, чтобы не трогали того, что принадлежало марзпану. Не слушая его, сборщик чертил знаки на своих дощечках. Когда же старшина еще громче повторил свое требование, сборщик пригрозил:
– Ты противишься законам царя царей?! Язык у тебя прикажу вырвать!
– Я действую по закону царя царей! – нахмурился старшина. – Дань мы всегда платили, но разве так платили? И дань мы сами собирали. Где мы находимся? Разве это не страна марзпана?..