Не успеет пройти и половина вечности, как во мне не останется даже крохотной частички сознания. Я буду пуст как эта черная пустота. За всю оставшуюся вечность никогда и ни разу во мне не зародится даже намека на мысль. И тогда…если есть Высший Разум, я с пустой и чистой душой возрожусь в чреве какой-нибудь женщины. Начну свою краткую и прекрасную жизнь заново, чтобы потом опять оказаться здесь и мучиться вечным забытьем…
Много хуже, если Бога, в привычном понимании, нет. Тогда после того, как от моего сознания не останется даже шершавой поверхности, пройдет еще половина вечности. И наконец, меня не станет. Я растворюсь в вечной пустоте, как и все, что было до и после меня…
Я не хочу! НЕ ХОЧУ! СЛЫШИШЬ НЕ ХОЧУ!!! — в отчаянии закричал я. Кажется, я метался, но в пустоте это все равно не заметно… Но… Что это?! Померещилось?
Если вспомнить, как я двигался вперед, и сделать то же самое, то очень скоро упрешься в невидимую преграду. Отойти назад и снова вперед — тут что-то есть!
Невидимый барьер никуда не исчез.
Медленно, словно мысли плавают в вязком киселе, пришли воспоминания о первом миге, когда я залетел за призрачные врата. Створки за мной закрылись быстро, но все же проникающий свет выхватил комнату со стенами из неотесанного камня. Как я мог не обратить внимание или забыть об этом?!
Я вытянул несуществующую руку и уперся в нечто твердое. Ведя рукой по стене, стал двигаться вдоль, пока не уперся в другую стену. Не отрывая невидимых рук от таких же невидимых стен, я поплыл выше остановившись только после того, как голова уперлась в потолок. Если эта комната имеет выход, я его обязательно найду.
Обследовав всю стену, я перешел на другую, потом на остальные, потолок и пол.
Когда я потерял надежду, напряжением воли заставлял себя двигаться, ведь мне была известна альтернатива. Теперь я уже хаотично метался от стены к стене и к противоположным углам. Я практически ни на что не рассчитывал, наверно, уже примирился с происходящим и теперь лишь гнал разум, стараясь отложить мысль об обреченности.
Потом начались видения, навряд ли я долетел до середины «комнаты», измученное неизвестностью сознание очертило справа слабое пятно света. Я замер, боясь поверить. Но размытое пятно не исчезало, может, не воображение?
Чем ближе подбирался к свету, тем яснее он становился. Я уже мог с уверенностью сказать, что это не видения, а…
Пятно приобрело прямоугольную форму — дверь! Я с замиранием остановился в проеме, всюду прежняя тьма, но вглядевшись, с упоением различил стены длинного коридора. Вдалеке на боковой стене виднеется узкая полоса, еще более различимая.
Стремительно приблизившись, я опешил: едва видимая полоса света превратилась в широкий дверной проем. А там…
Голая девушка, поджав под себя ноги, не шевелясь, сидит на каменном полу. Я мог видеть обычную пустую камеру без окон и прочего, за что может уцепиться взгляд. Грубые стены просторной камеры освещаются лишь единственным тусклым факелом, установленным на треножнике в центре комнаты. Обнаженная девушка, словно изваяние, кажется, уже вечность смотрит на танцующие языки огня. Только пламя, отражаясь в ее немигающих темных глазах, заставляет меня трепетать и верить, что она жива…
Ее тело больше напоминает хищную кошку— пантеру, а может, леопарда. Я всем естеством почувствовал, что под шикарной и мягкой оболочкой, плавными и изящными линиями тела, скрывается невероятная сталь мускулов. А под ними — еще более крепкий дух. Каким-то шестым чувством я знал, что, если эти красивые и с виду слабые ручки вздумают переломать хребет медведю, сделают это без усилий.
Упругое тело обманчиво расслаблено, я не мог отвести взгляд от такого совершенства. Никогда не думал, что природа способна сотворить красоту, от которой дух, лишенный плоти, готов завизжать или застыть соляным столбом. В меру полные груди с небольшими розовыми соками выглядят как чудо с развернувшихся небес, на мягком и в тоже время плоском животике отчетливо видны полосы от скрывающихся нежных кубиков пресса.
Завороженный, я подошел чуть ближе и уже остолбенел: Ее ангельское лицо обрамляла тень жесткости. На красивом чуть детском личике отражались тени великой работы мысли. Оно было маняще-чистым и одновременно опасным, как огонь. Никогда и не при каких обстоятельствах нельзя гневить хозяйку этих темных глаз, точеного носика, идеального овала лица и сочных чуть пухлых губ. Каштановые волосы красиво ниспадают на нежные плечи.
Моя душа трепещет и разрывается от единства противоположностей. Хочется кинуться обнимать и утешать девушку, быть господином и в то же время рабом. Что может быть лучше и прекрасней служения совершенству?
Я разрывался, не зная, что делать, хотелось назвать ее богиней и в тоже время бежать от нее без оглядки.
— Она пленница, — подумал я, — точно такая же пленница, как я. Все вокруг – большая темница. Не ад и не рай, всего лишь страшная тюрьма для неприкаянных душ….
Но она, несмотря на угнетенность положения, выглядит не духом, а богиней – богиней войны или охоты. По прямой спине, вздернутому подбородку и твердому взгляду можно судить о гранитной крепости ее духа. Кто бы ее не заточил, вряд ли когда-нибудь увидит пробежавшую по ее щеке слезинку.
Она меня заметила, вздрогнула и замерла чуть расширив глаза:
— Ты-ы… — выдохнула она. И замолчала. Ее белоснежные зубы на секунду выглянули из-под алых губ и, словно устыдившись, тут же скрылись под нитью вдруг посуровевшего рта. Через секунду лицо сделалось отстраненно холодным, она отвела от меня взгляд, снова всматриваясь в языки огня. Я не знал, как себя вести и что говорить, ее реакция, а в особенности равнодушие, в конечном счете, выбило последние остатки моего хладнокровия. Испугался, что она меня уже не видит или, того хуже, считает меня столь ничтожным…
— Зачем ты здесь? — сухо спросила она. Хотя ума не приложу, как ей это удалось. Разговаривать таким нежным и вкрадчивым голосом сухо просто невозможно.
— Я… я не знаю.
Ее карие глаза глянули не меня снизу, каштановые волосы невзначай упали с плеч, прикрывая мерцающие в колеблющемся пламени груди. Я не знал, куда деться от взгляда внимательных глаз, возникло чувство, будто она видит меня насквозь.
— Хотя, — напомнил я себе, — это так и есть. Я ведь бесплотный дух, и просто удивительно, что она меня вообще видит.
— Ты пришел ради меня или… — она не договорила, ее глаза вновь устремились к факелу.
А я, растерянный, не знал, что сказать, да и как вообще я говорю, ведь у меня и легких— то нет?!
— Я… не знаю, кто ты, — сказал я первое, что пришло в голову.
Она так резко подняла голову, что даже изумительные длинные волосы взметнулись вверх и плавно опустились чуть-чуть растрепавшись. Ее неземная красота от этого даже выиграла…
— Вот как? Как твое имя?
— Вардес, — прошептал я, вдруг испугавшись чего-то.
— Просто Вардес?
— Вас интересует моя фамилия?
— Как ты сюда попал? — спросила она, проигнорировав мой вопрос.
— Я… — снова начал запинаться я, — уснул у костра, а проснувшись, понял, что мой дух не связан больше с телом, а потом меня затянуло… в эту темноту.
— Понятно, — сказала она с сочувствием. Как бы это не противоречило логике, но готов поклясться, что сочувствие было ненаигранным. Хотя довольно странно его наблюдать у человека в столь безвыходном положении.
— Кто же ты? — спросил я немного осмелев.
Она бросила на меня грустный взгляд и опять же опустила глаза к огню:
— Раз ты об этом даже не догадываешься, думаю, знание моего имени принесет тебе лишь вред.
— О чем ты? Какой вред, что может быть хуже моего положения?!
— Твое тело еще живо? — вдруг спросила она, проигнорировав крик моей души.
— Не знаю… вряд ли. Когда я лег спать, на мои поиски отправилась целая орда орков.