— Если верить де Риве, наследнику тринадцать лет,— рассуждал граф де Фольвес.— Но я думаю, он моложе. Помните, еще во время осады Тьярдеса королева была на сносях?
— Да, принц родился раньше,—возразил ему герцог де Ривес.— У королевы — храни, Господи, ее душу — умерло несколько новорожденных. Принц появился на свет перед осадой Тьярдеса. Королева была тогда в Бренилизе на праздновании Дня Всех Святых.
— Правда то, Ривес, что никому не было до него дела, пока не умер его старший брат, который по закону наследовал трон. Младших же сыновей испокон века отсылали в Бренилизские монастыри, дабы они уже никогда не появлялись при дворе. Если Рива не видел наследника, как он смог так точно описать его?
— Так он в самом деле его видел?
— Своими собственными глазами. Из него не вытянуть и пары слов, ведь граф фанатично предан двору. Но он обмолвился об этом графу де Витрэ. По пути в Лувар он не мог задержаться в Бренилизе надолго, поскольку сопровождал Проклятого, но на пути обратно пробыл там дольше. По его словам, наследник,— это светловолосый мальчик лет двенадцати-тринадцати, не больше, с большими голубыми глазами, как у матери, королевы. Вы помните королеву? Он очень похож на нее.
— Если Рива в самом деле его видел... Тринадцать лет, говорите? Значит, у Регента есть еще целых пять лет?
— Было, Луи, было. Принц наверняка уже мертв.
— Мертв?! Но это только слухи. А верить им, как известно, себе дороже... Конечно, Регент приказал штурмовать Большой монастырь в январе, это так... Но...
— 17 января, Алексис. Известна точная дата —17 января.
— А Регент уже отозвал свои войска и знаменитых сультов из Бренилиза? Это очень важно, потому что если солдаты еще там, то принц жив.
— Он жив, сеньоры,— задумчиво произнес Ривес.— Регент не осмелился бы вот так... Он не осмелится.
В нескольких шагах от спорящих страдал в изнеможении узник. Он не мог себе позволить в присутствии многочисленных гостей расслабиться и прислониться к стене, как это обычно делал наедине с сеньором. Было без десяти минут одиннадцать. Эммануэль бросил взгляд на старинные вельтские часы и сделал ему рукой ободряющий знак. Юноша улыбнулся в ответ, затем вновь помрачнел и отвернулся. Когда наконец пробило одиннадцать, вошел охранник и развязал ему руки. Но осужденный не сразу покинул зал. Он постоял еще несколько минут, соблюдая этикет, после чего легким кивком головы попрощался с Эммануэлем и вышел.
Как только Проклятый удалился, гости тут же забыли о принце, и разговоры сосредоточились на узнике. Дамы блистали великодушием и сочли его очень красивым. Правда, они говорили о нем не без некоторого содрогания. Одна аристократка проснулась утром от его ужасного крика: «Это был какой-то кошмар! Мне пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать». Как это всегда бывает, нашлись такие, которые знали об арестанте намного больше остальных. То и дело слышалось: «Своим собственным кинжалом вырезал отцу глаза... сначала ударил его в спину копьем... я не помню название поместья... подданные Варьеля донесли на него Регенту... он слышал людей за дверью, но забаррикадировался... наблюдал за агонией всю ночь... убийца бросил тело отца в горящий камин...»
Вечером в субботу Эммануэль, как обычно, вошел к узнику. Сальвиус уже был там. Разговор шел о наследнике.
— Только не надо опять говорить, где и когда он умрет,— махнул на них рукой Эммануэль.— Вопрос не в том.
— А в чем?
— Вопрос в том, почему он вообще должен умереть?
— Потому, что у Регента есть свой сын! — закатывая рукав рубашки, ответил узник.
— Но вы действительно видели принца, мессир? У него голубые глаза, как у королевы?
— К сожалению, я лично никогда не видел королеву. А когда смотрел на того мальчика, еще не знал, что он — принц. Мне сообщили об этом позже. Я помню, у него действительно были голубые и очень печальные глаза, и он раскладывал счетные палочки, как я уже говорил. Больше ничего.
Эммануэль снял браслет, положил его в футляр и защелкнул крышку:
— Непонятно, неужели Регент не понимает, что играет не просто жизнью ребенка, а миром в стране. А мы ничего не знаем о его планах.
— Епископы старались говорить о принце как можно меньше. Они всеми силами пытались сбить охотников со следа. Но все бесполезно. Против них — огромная армия, и судьба наследника всего лишь вопрос времени.
Вскоре стало известно, что на следующий день после штурма 17 января Регент отозвал из Бренилиза свои войска. Глашатаи зачитывали во всех замках решение правителя, насквозь пропитанное лицемерием и цинизмом: «Наш горячо любимый племянник, Рено-Фолькес де Систель, будучи свободным в своих решениях и при полнейшем нашем доброжелательном содействии, изъявил горячее желание продолжить свое обучение в святом епископате Бримеса... Таким образом, мы в присутствии его преосвященства епископа вынесли решение отозвать войско, заверив принца в нашей преданности ему и нежной привязанности...»
С этого момента юного наследника никто не видел. Монахи прекратили свои бесконечные переезды из монастыря в монастырь, которые проделывали в течение трех лет, пытаясь сбить со следа солдат Регента.
Это событие сильно омрачило заключительные праздничные дни в Луваре. Все понимали, Регент никогда не сможет короноваться, поскольку законы Систели запрещали это. Но корона могла достаться его сыну, которому на тот момент исполнилось двадцать девять лет. Звали его Луи. Ходили слухи, что он — ничтожнейший из воинов и что у него каменное сердце. Страна, погруженная в траур, вступала в один из самых мрачных периодов своей истории.
Глава 2
После отъезда гостей жизнь в замке вернулась в привычное неторопливое русло. Лишь караваны, один за другим пересекающие подъемный мост Лувара, наполняли внутренний двор шумным гомоном торговли.
Отряд, посланный вглубь на север, вернулся с тревожными новостями: варвары готовили набег на земли сеньора Ларви с востока. Самым тревожным стало известие о том, что некоторые племена собираются объединиться под началом единого вождя.
Малышка, ты помнишь имя вождя дикарей? Конечно, его будут звать Рилор. Это имя еще неизвестно Эммануэлю. Но скоро он вступит в войну, которая затянется на долгие годы.
Однажды вечером Эммануэлю, вернувшемуся с охоты, доложили, что узник тайком выходил из замка, по всей видимости желая встретиться с каким-то бродячим музыкантом. Де Лувар настолько удивился, что даже попросил повторить новость, поскольку Проклятый вел себя безупречно и скрупулезно исполнял каждое предписание все пять месяцев, которые провел в замке.
Дежурный капитан, входя в кабинет господина, поборол невольную дрожь в коленях. Сеньор не был жестоким, но всегда сурово карал за небрежность в службе. Хотя, к слову сказать, в отличие от многих других аристократов, властитель Лувара перед вынесением решения всегда предоставлял подданным возможность высказаться в свою защиту.
— Один из караванов проходил через ворота,— докладывал капитан.— А им навстречу шла толпа монахов. Думаю, преступник, повязав голову черной тканью, выскользнул вместе с торговцами шкурами — у них с ним очень похожая одежда. Вернулся он со вновь прибывшим караваном, но на этот раз один из моих людей заметил его.
— С кем он встречался?
— Заключенный отказался говорить... Но один из монахов видел, как Проклятый о чем-то беседовал с бродячим музыкантом, который присоединился к ним тремя днями ранее. Но тот не стал входить в замок. После того как они поговорили, бродяга тут же развернулся и ушел по Флорегезской дороге.
Эммануэль задумался. Ему пришла в голову мысль, что он, возможно, вообще никогда не узнает, зачем узник покидал замок. Одно было очевидно: раз пленник вернулся обратно, значит, бежать не собирался. Оставался еще вариант — узник хотел передать или получить сообщение.
— Хорошо,— сеньор посмотрел на капитана.— Отправляйтесь к мэтру Обину. Десять плетей.— Эммануэль никогда не разбрасывался словами. Наказание не было чрезмерным — от такой порки еще никто не умирал. Капитан отдал честь и молча вышел.