— Да, — вздохнула Елизавета Васильевна, — на нее такое вдруг навалилось, что не всякому взрослому справиться.
Около двух недель проболела Варенька, но и поправившись, она выглядела уже не такой здоровой и бодрой, как прежде. Казалось, что-то надломилось у нее внутри. Щеки опали, лицо вытянулось и будто заострилось, сухие, неподвижные глаза потемнели и прищурились. Под тонкой прозрачной кожицей на висках проступили голубые жилки. Заметнее стало ее внешнее сходство с матерью. Говорунья, непоседа, а при случае и веселая озорница, она теперь могла часами сидеть без дела, никуда не стремясь, ничем не интересуясь. Позовут — подойдет, спросят — ответит, что-то поручат — выполнит.
— Это еще при матери началось, — сокрушалась Елизавета Васильевна. — Но будем надеяться на лучшее, может, молодость свое возьмет.
Ее горечи Амелина не разделяла.
«Девчонку, конечно, жалко, — думала она, — но с такой, как она сейчас, спокойнее».
Вареньку ждали трудные испытания.
IX
Чтобы приработать, как выражалась Капитолина Николаевна, корреспонденцию артели она отправляла в конвертах, которые сама клеила. При несложных комбинациях с казенной бумагой, клеем и записями в реестре отправляемых писем это приносило ей, правда, не очень большой, но все же дополнительный доход. Изготовлением конвертов она занималась дома. И здесь ей пришла мысль обучить этому делу Вареньку, благо та не противилась.
Вначале девочке даже понравилось возиться с клеем и бумагой, но, когда она пошла в школу, времени для этого занятия стало не хватать. Однако Капитолина Николаевна уже, как говорится, вошла во вкус. Для Вареньки стало постоянной обязанностью, вернувшись из школы, тут же садиться за изготовление конвертов.
Зимние дни короткие, в четыре уже звезды на небе загораются. Девочка старалась и с конвертами справиться, и уроки выучить, но это ей не всегда удавалось.
В восьмом часу являлась Капитолина Николаевна и, подойдя к столу, указывала на стопку приготовленных конвертов:
— Это все?
— Все, — тихо отвечала девочка.
— Скажешь, уроки готовила, — покосившись на раскрытую книгу, лежащую рядом с локтем Вареньки, усмехалась тетя Лина и холодно заканчивала: — Ну что ж, останешься и сегодня без обеда. А за уроки сядешь, когда выполнишь работу.
Теперь Капитолина Николаевна больше не рисковала ее бить, а наказывала голодом. В зависимости от настроения она лишала ее обеда, ужина или одного из блюд.
Утром Варенька неохотно отправлялась в школу. Ей неловко было приходить туда, не выучив уроки, чего раньше с ней никогда не случалось.
Еще не старая, но довольно опытная, пользующаяся в школе большим уважением, учительница Нина Алексеевна Кедрова сразу заметила происшедшие с Варенькой изменения. Вначале она, как и другие, объясняла это внезапной смертью бабушки, но время шло, а состояние девочки продолжало ухудшаться. Она похудела, пожелтела, сторонилась подруг, не участвовала в их играх.
«Здесь что-то другое, — решила Нина Алексеевна. — Надо разобраться, не было бы поздно».
На уроке географии она вызвала Вареньку к карте.
— В какое море впадает река Волга?
Вопрос был простой, и Варенька ответила.
Взяв указку, она провела ею по карте.
— Хорошо, — похвалила Нина Алексеевна. — А тетерь определи по карте, какие города стоят на правом берегу Волги и какие — на левом.
Этот вопрос был из заданного на дом урока. Варенька беспомощно вскинула глаза, но тут же потупилась и медленно опустила указку.
— Вопрос тебе понятен? — спросила учительница.
Варенька едва заметно кивнула головой.
— На правом берегу, — едва слышно зашептал один из учеников, но учительница, даже не глянув в сторону подсказчика, прервала его:
— Не надо, Миша. — И обратилась к Вареньке: — На каком берегу стоит город Саратов, на правом или на левом?
Варенька опустила голову еще ниже.
— Ты не выучила урок? — спросила Нина Алексеевна.
Девочка тяжело вздохнула.
Учительница подошла и ласково подняла ее голову. — Что с тобой, Варенька?
Глазами, полными слез, девочка посмотрела на учительницу, затем бросилась к своей парте и, уткнувшись в согнутые руки, заплакала.
В учительскую Нина Алексеевна вернулась расстроенная. Бросив книги на стол, она села и, уставившись куда-то между письменным прибором и стоявшим рядом с ним пресс-папье, задумалась.
— Неприятности? — поинтересовался седой учитель, немногим раньше вошедший в комнату.