— Вам очень нравится художественная литература?
— Ну как же! Из жизни все! Иной раз, скажи, прямо за сердце хватает.
— Это хорошо, — одобрительно кивнул головой Савва Христофорович. — В нашем деле без любви никак нельзя.
— Понимаю. — Внимательно слушая хозяина, гость часто заморгал глазами.
— Но главное, — сделав паузу, Савва Христофорович шевельнул указательным пальцем, — больше читать, наблюдать, записывать. У каждого уважающего себя писателя обязательно записная книжка имеется.
— Пожалуйста! — Павел Иванович с радостной готовностью прижал руку к верхнему карману пиджака, из которого торчал металлический наконечник автоматической ручки. — За мной это не станет. К тому ж весь день по долгу службы с народом. Историй разных — хоть отбавляй. За всю жизнь не перепишешь!..
Захмелевший от надежд и водки, управдом ушел. А потом при каждом удобном и неудобном случае старательно расхваливал, какой, мол, талантливый человек проживает в двенадцатой квартире. Пересказывал содержание романа, на память цитировал особенно запомнившиеся фразы.
Кто верил словам управдома, кто относился к ним скептически, дескать, сами оценим, когда напечатают. Но никто, даже Капитолина Николаевна, не догадывался, что весь роман Савва Христофорович добросовестно списывал со страниц альманаха, издающегося далеко за пределами области.
Были у Саввы Христофоровича и другие секреты.
Изредка, поздним вечером, к нему приходил прилично одетый подвижной и ловкий молодой человек. Звали его Георгий Кудряш.
— Привет, орел, — кивал ему Савва и взглядом приказывал жене оставить их одних. Если в комнате находилась Варенька, то тетка уводила ее с собой.
Кудряш провожал их глазами, запирал дверь на ключ и только потом вытряхивал из рукава аккуратный сверток, развертывал его и клал на стол горсть ручных и карманных часов.
Савва брал часы, заводил их, прислушиваясь к ходу, подносил к ушам, смотрел марку.
— Так себе, — недовольно морщился он, клал часы в шкатулку и доставал из нее деньги.
— Мало, — пересчитывая их, говорил Кудряш.
— Было бы смешно, если бы я дал много, — ухмылялся Савва.
— Прибавь.
— Я не люблю нескромных молодых людей и гостей, которые у меня задерживаются.
— Жила ты, Черный.
— Вы дурно воспитаны, Жора, — снисходительно улыбался Савва, в то время как в голосе его звучали жесткие нотки не глубоко скрытой угрозы. — Вам следует относиться ко мне с большой благодарностью. Не каждый уважающий себя человек согласится платить настоящие рубли за тот мусор, который вы приносите.
— Но ребята жалуются.
— Никаких ребят я не знаю, — резко обрывал его Савва. — А если вы имеете в виду своих друзей, таких же лоботрясов, как и вы, то посоветуйте им заняться делом. Пусть идут на фабрики, там им с удовольствием дадут хорошо оплачиваемую работу. Не желают? Дурно, очень дурно. Ну, хватит. Гуд бай, орел.
Кудряш вздыхал и, направляясь к двери, натягивал на голову кепку.
Только года через два Савва открыл свою тайну Капитолине Николаевне, подготовив ее к этому постепенно, исподволь. Свои действия он объяснил ей тем, что ему нужны средства для того, чтобы закончить работу над романом. Но и после осторожный и осмотрительный Савва не позволял ей присутствовать при своих встречах с Кудряшом.
— Это дело не любит свидетелей, — объяснял он. — Когда один валится, он не должен тянуть за собой другого.
Узнав правду, Капитолина Николаевна, конечно, страшно испугалась. Но Савва легко успокоил ее, убедив, что при той системе, которую он разработал, ему ничего не угрожает. Никто из ребят Кудряша не знал, с кем связан их атаман. А он приносил не только краденые часы, но и отдельные главы романа, перепечатанные на машинке сестрой. За эту работу Савва аккуратно платил и брал расписки. Таким образом, он не опасался вопроса: «Знаете ли вы Георгия Кудряша, приходил ли он к вам и зачем?» Ответ был давно готов: «Знаю, приходил, он приносил мне перепечатанную на пишущей машинке рукопись. Вот расписки в получении денег за выполненную работу».
И все же, соблюдая эти предосторожности, не следовало допускать, чтобы посещения Кудряша становились слишком заметными. Поэтому он продолжал появляться только по вечерам, когда во дворе почти никого не оставалось.
Однажды уходивший от Саввы Кудряш заметил в коридоре Вареньку, которая, поднявшись на носки, старалась дотянуться до верха шкафа, где лежала платяная щетка. Нахально разглядывая девушку, он промурлыкал:
— Кусочек.