«Куда идти? — спросила она себя и не ответила. — Никто ведь не ждет меня…»
Где-то за домами поднималось солнце. Мягкие, длинные тени растянулись поперек улицы.
Чтобы поскорее согреться, Варенька направилась на освещенную солнцем сторону.
Город просыпался.
Широко и мерно размахивая метлами, дворники подметали тротуары. Женщина в большом резиновом фартуке поливала газоны. Зажав конец гибкого шланга сильными пальцами, она разбрызгивала прозрачные струи пышным веером, на концах которого искрилась радуга. Попав под капли живительной влаги, цветы торопливо кланялись своими нарядными головками.
Возле чугунной тумбы, врытой у ворот, свернувшись калачиком, спал старый кудлатый пес. Заслышав приближающиеся шаги Вареньки, он поднял морду, лениво глянул на нее сонными глазами и снова зарылся носом в густую шерсть.
Появились первые пешеходы. С каждой новой минутой их становилось все больше и больше. Со свертками, сумочками, корзинками они куда-то торопились. Лица у всех были серьезные, немного примятые и еще хранящие тепло подушек. Знакомые, встречаясь, здоровались друг с другом. Их голоса гулко разносились.
На идущую мимо Вареньку никто не обращал внимания.
«Никому не нужна», — с грустью думала она и пыталась представить себе, а что случилось бы, если бы ее вдруг не стало на улице.
Она оглянулась, посмотрела по сторонам.
«Ничего, — удивилась она. — Никто даже не заметил бы…»
По дороге пронеслась грузовая машина. Не успевший хорошо разогреться мотор сердито фыркал. Шофер сидел за рулем и глядел прямо перед собой.
Со стороны перекрестка быстро приближался коренастый мужчина в синей рабочей куртке… Он широко шагал крепкими ногами, обутыми в поношенные сапоги, раскуривал папиросу и, давясь дымом, надсадно кашлял. Он прошел мимо Вареньки, даже не подняв на нее глаза.
— Никому-то до меня нет дела, — горько усмехнулась она.
Из открытого окна многоэтажного жилого дома донесся мелодичный перезвон кремлевских курантов.
«Девчата уже поднялись, им на работу, — вздохнула Варенька. — Интересно, хоть они-то еще помнят ли обо мне? Скорее всего, забыли. А Мария, конечно, рада, что ей не нужно будет возиться со мной…»
Подумала она очень уверенно, но тут же усомнилась, вспомнив лицо Маруси, когда та подбежала к ней в цехе. В глазах девушки не было гнева. Наоборот, она явно тревожилась, пыталась сама угадать, чем может помочь.
«Следом на крыльцо выбежала, искала, — припомнила Варенька. — Может, я зря… — но тут же оборвала мысль. — Зачем это я себя успокаиваю? Кто я ей? Чужая! Да и вообще все кругом чужие…»
На площади проголодавшиеся за ночь голуби держались поближе к кормушкам.
«О них кто-то заботится». — Девушка улыбнулась красивым птицам и остановилась, решая, куда все же ей направиться.
И вдруг услыхала:
— Варенька!
Удивленная, она оглянулась и увидела Частухина.
Владимир Григорьевич радостно улыбался и разглядывал ее так, будто не видел несколько месяцев.
— Здравствуйте, — поклонилась девушка.
— Ну, рассказывай. Как устроилась? Как живешь? — поинтересовался он.
— Живу? Хорошо живу, — чуть смутившись, ответила она.
— Так оно и должно быть, — удовлетворенно засмеялся он и показал пузырьки, которые держал в руках. — А я вот из аптеки, до работы решил сбегать. Чудесное лекарство прописал доктор, замечательно помогает жене. Ну, а ты чего здесь?
— Подругу жду.
— Так рано?
— Нам на фабрику.
— Опоздаете.
— Нет, мы бегом.
— Ну-ну, — улыбнулся он и вспомнил: — Да, вещи свои ты можешь взять в любое время. Вчера тетку твою в райсовет вызывали. Шелковой стала! — Он торжествующе вскинул голову и сказал: — Так ты не тяни, заходи.
— Обязательно приду, — пообещала она.
— Ну, прости, тороплюсь. — Он ободряюще подмигнул ей, отступил на шаг и вдруг спохватился: — Ой, чуть не забыл! — Достал из кармана бумажник, вынул из него вначале десять, затем двадцать пять рублей и протянул ей деньги. — Вот бери, бабушка велела передать.
— Разве бабушка знала, что мы сегодня встретимся? — понимая его добрую хитрость, лукаво спросила Варенька.
— О, бабушки всегда все знают, — засмеялся Владимир Григорьевич.
— Спасибо вам, только я обойдусь. У нас в бригаде, — Варенька на мгновение запнулась, но твердо закончила: — один за всех, все за одного.