Заречный с трудом перевел дыхание и усилием воли заставил себя не выхватывать отдельные строки, а внимательно, не торопясь, прочесть письмо с самого начала.
Хотелось тут же возразить автору письма.
Сослаться на ошибку молодости? Но если была допущена ошибка, то что сделано, чтобы исправить ее? Почему при решении даже самых сложных споров, возникающих между мужем и женой, обязан страдать ни в чем не повинный ребенок?
Почему дочь должна платить своим счастьем за просчеты своих несговорчивых или неудачных родителей?
Почему?
Потому что они дали ей жизнь?
Но они украли ее детство, ее счастье!..
Александр Константинович сжал виски пальцами:
— Это ужасно.
— Да, — так же тихо произнес Леонид Петрович.
— Но я ничего не мог сделать, — беспомощно развел руками Заречный. — Все сложилось так… Татьяна Дмитриевна… — Он запнулся и поспешно продолжал: — Нет-нет, она старалась привыкнуть к Вареньке, я это сам видел. Но, ты понимаешь, новая семья! Тут трудно бывает свести концы.
— А Варенька уже не член семьи своего отца, — с горечью заметил Леонид Петрович.
— Зачем ты так? — недовольно поморщился Заречный. — Ты отлично понимаешь, что я хотел сказать. К тому ж, если все припоминать, она была у меня…
— Родную дочь приютил на несколько месяцев, экая невидаль! — усмехнулся Логовской и, хмурясь, продолжил: — Да и я хорош… Помню, с каким удовольствием встретил ее. Чистенькая, нарядная, скромная. Она мне очень понравилась. Ну, думаю, молодцы, живут врозь, а девочку вместе воспитывают. Повел тогда чертежную показывать… А с нею нужно было поговорить, в душу заглянуть…
— Я делал все, чтобы обеспечить ее, — заверил Александр Константинович. — Вовремя отправлял что причиталось, а иногда и больше.
— Ты говоришь о деньгах? — неприязненно спросил Логовской.
— Можешь верить, я не скрывался и не крохоборничал. Такого упрека мне сделать нельзя.
— Значит, сполна откупился от дочери. — Леонид Петрович сердито уставился на своего приятеля и повысил голос: — Так прикажешь тебя понимать?
— Почему… «откупился»?
— А как еще назвать то, что воспитание своего ребенка ты передоверил какой-то тете Лине? — с сердцем выкрикнул Логовской.
— Я старался, чтобы всем было хорошо.
— И Вареньке?
— Ну, и ей, конечно.
— Потому она и оказалась на улице? — Леонид Петрович гневно посмотрел на Заречного. — Такого даже дед мой себе не позволял.
— Но меня там не было, — раздраженно возразил Александр Константинович.
— Это не оправдывает тебя, — оборвал его Логовской. — Ты говорил здесь, как защищал проект. Как ты дрался за каждое окно, за каждую ступеньку. А вот для борьбы за дочь не хватило ни сил, ни желания.
Заречный неожиданно вспылил.
— Но две семьи… Ты это можешь понять? Ну случилось так. Что ж мне, разорваться?
— Нет, разрываться не надо. Но ты бережно сохрани то, что всем нам свято, ради чего революционный моряк Антон Бугреев жизнь свою не пожалел… Да разве он один!
— Я не хотел вносить разлад в семью, — уже сдержаннее сказал Заречный.
— Зачем же разлад? — возразил Леонид Петрович. — Но, заботясь о личном благополучии, ты обязан был подумать о счастье своей дочери. Тебя не тревожило: повзрослев, станет ли она полезным членом общества? А без этого никакое счастье невозможно. Никакое…
Александр Константинович, не найдя, возражений, бессильно пожал плечами и, прищурясь, уставился взглядом в пол.
Солнечные зайчики на ковре поблекли и бесследно исчезли.
В комнате стало темнее.
«Тучи набежали», — подумал Заречный и, все еще не зная, что сказать, неуверенно повернулся к Леониду Петровичу.
Тот сидел, откинувшись на спинку кресла, и, казалось, дремал.
«Не желает больше разговаривать, — понял Александр Константинович и, огорченно нахмурив брови, потупился. — Говорить-то он, конечно, будет, но другом своим никогда не назовет. Он не простит… Не простят и другие, — с болью подумал он и приглушенно вздохнул: — Вот она… расплата!..»
Стараясь не шуметь, Заречный поднялся.
Хозяин даже не шевельнулся. Только на бледное лицо набежала тень, и оно посуровело.
Гость, будто в раздумье, постоял немного, потом неторопливо дошел до двери. Тут ему показалось, что его негромко окликнули. С воспрянувшей вдруг надеждой он быстро оглянулся.