Леонид Петрович продолжал сидеть в той же позе.
Впервые за многие годы знакомства расставались они, не простившись друг с другом…
Тяжело переступив порог, Александр Константинович осторожно закрыл за собой дверь, понуро спустился с лестницы и вышел на улицу.
Солнце скрыли грозовые тучи. Клубясь, они сердито и стремительно заволакивали позеленевшее небо. Первые редкие, но крупные дождевые капли рябили пыльный тротуар. Со стороны моря доносился тревожный рокот волн, дул резкий, сырой и чуть солоноватый ветер.
Начиналась буря.
XXIX
Пошла вторая неделя со дня ухода Вареньки из дому, а Савва Христофорович никак не мог простить себе своей оплошки. И угораздило ж его привести девчонку в тот самый момент, когда в доме собралось столько народу! А ведь знал, хорошо знал, что ее ищут, что в любой момент могут прийти, спросить, увидеть. Так нет, захотелось поразить воображение старухи, так сказать, раз и навсегда морально добить ее и к тому же приятно пощекотать собственное самолюбие, покрасоваться перед соседями. Глядите, мол, какой я удивительный. Все могу! Вы искали и не нашли. А я пошел и сразу привел. Эх, Савва, Савва, набить бы тебе морду за такое дешевое пижонство!..
Он беспощадно казнил себя, издевался, придумывал самые обидные и оскорбительные клички. Ему было стыдно от одного сознания, что какие-то девчата с ткацкой оказались сильнее и умнее его. Варвара, которую он человеком не считал, а в руках держал, казалось, крепче некуда, вдруг легко из них вывернулась и послушно отправилась следом за своими новыми подругами. По глубокому убеждению Саввы, только от этого можно было окончательно взбеситься!
Капитолина Николаевна вначале тоже попробовала дать себе волю. Обвиняя во всем случившемся своего неудачливого партнера, она в ярости лохматила свои волосы, размахивала кулаками и, заливаясь слезами, исступленно орала:
— Идиот! Не привел бы эту психичку, все сошло бы по-другому!..
Савва Христофорович сперва делал вид, будто не слушает ее, а затем слегка прищурился и сказал тихо, но жестко и с угрозой:
— Ходи, детка, стороной. Целее будешь.
Женщина осеклась на полуслове и умолкла. Она уже достаточно хорошо знала характер и повадки своего названного супруга и, не без основания, панически его боялась.
Савва Христофорович почти не выходил из дому. Курил одну папиросу за другой. Откусывая кусочки мундштука, мельчил их на острых клыках и со злостью выплевывал за окно. Сознание собственного бессилия еще больше разжигало в нем злость и неукротимое желание во что бы то ни стало не уступить, сделать по-своему.
Он отлично понимал, следовало предпринять что-то очень быстро, решительно и, главное, наверняка, иначе Варенька ускользнет навсегда, а вместе с нею и деньги, которые так аккуратно присылал ее весьма педантичный и щепетильный в алиментных расчетах папаша. Кроме того, не ясно было, как решится вопрос с квартирой. Ведь основной квартиросъемщицей до сих пор числилась Варенька. После ее ухода признает ли райкомхоз права Амелиной на комнату? Ведь Капитолина Николаевна и Савва Христофорович считались здесь всего лишь квартирантами. Словом, надо было действовать! Но как?
Изворотливый, по-своему изобретательный и цепкий ум Саввы не знал покоя ни днем ни ночью. Лихорадочно работая, перебирал десятки точнейших вариантов, которые можно было использовать для того, чтобы вернуть выскользнувшую из рук девушку. Хитрые, в меру коварные, предельно искусные, они страдали одним основным недостатком. Сама Варвара не хотела вернуться к тетке, которую имела все основания ненавидеть.
«Конечно, если собаку бить, и та сбежит», — досадливо рассуждал он.
И все же уступать не хотелось. К чувству уязвленного самолюбия все больше и больше примешивались денежные расчеты.
«Потерять вдруг такую сумму! Ее не сразу найдешь в чужих карманах… Ну а что делать? Девчонка не вещь, насильно не потащишь, власти вмешаются!» — понимая свою полную беспомощность, устало думал Савва.
Свет от рогастой люстры всегда раздражал его, а сегодня особенно. Придумают же такое уродство, будто специально для того, чтобы слепить людям глаза! Точно нельзя сделать светильники поглубже, чтобы из них не торчали раскаленные нити электрических ламп. Савва Христофорович опустил голову и вдруг весь где-то внутри себя напрягся.
«Власти! — Он почувствовал, что наконец напал на то, что так долго и тщетно искал. — А почему бы властям и не вмешаться в эту историю? Правда, тут шутки плохи. Но ведь все будет зависеть от того, под каким соусом подать дело и, главное, к кому обратиться за содействием!..»