Варенька не переставая восхищалась девушками, их стойкостью, взаимной привязанностью и выручкой. Для нее это была удивительная и чудеснейшая школа дружбы, прочное становление веры в человеческую искренность и доброту. Порой ей казалось, что душа ее вдруг широко распахнулась и в нее хлынуло что-то очень хорошее, отчего хочется все время улыбаться.
Перемену в девочке первой заметила Нина и с радостью заключила:
— Оттаивает.
— А вот наше дело что-то продолжает мерзнуть, — пошутила никогда не унывающая Женя.
Узнав о почине бригады, в цех пришла Анастасия Михайловна.
— Как настроение? — спросила она девушек.
— Настроение бодрое, — скупо усмехнулась Женя. — Идем ко дну, не поминайте лихом.
— Что так?
— Мимо доски показателей шли? — сдержанно произнесла Мария, думая, что секретарь парткома начнет журить за невыполнение плана. — Видели, наверное, кругом черно?
— Пусть вас это не смущает. — Анастасия Михайловна мягко, по-матерински посмотрела на бригадира, обняла ткачих. — Решите задачу с челноками, ваши цифры золотом напишем.
Девушки сразу приободрились, повеселели.
— Стараемся, Анастасия Михайловна, но что-то не получается.
— Мне кажется, весь затор в челночной коробке, — сказала Нина.
Анастасия Михайловна, в прошлом лучшая ткачиха области, подошла к станку и с усилием дослала челнок на место.
— Что и говорить, туговато, — согласилась она.
Подошел Николай. Разговор сразу обострился. Ткачихи считали нужным расслабить стенки коробок, а помощник мастера доказывал, что в этом случае не будет обеспечена надлежащая устойчивость челнока в полете.
Анастасия Михайловна слушала всех с одинаковым вниманием, а затем сказала:
— Вы проделали большую и очень интересную работу, накопили весьма ценные наблюдения. Давайте ваши рекомендации передадим на рассмотрение инженерам. Как раз настало время им подумать и сказать свое решающее слово.
С предложением секретаря парткома согласились все единодушно.
— Мы с удовольствием расскажем все, что нам удалось узнать.
Прощаясь с девушками, Анастасия Михайловна улыбнулась Вареньке:
— Привыкаешь?
— Мне кажется, я всегда была здесь, с ними, — призналась она…
Инженеры тоже не сразу нашли правильное решение поставленной перед ними задачи. Наконец по их предложению Николай обтянул кожей передние щечки челночных коробок, установил специально изготовленные удлиненные клапаны.
Уточная нить перестала рваться.
— Теперь и скорость повысить можно, — облегченно вздохнули девушки.
В выходной бригада наладчиков сменила шкивы на групповых моторах. А в понедельник утром появилась «молния»:
«Станки первой бригады 26-го комсомольского комплекта работают со скоростью 260 оборотов главного вала в минуту!»
Неделю спустя Николай, Нина и Варенька успешно сдали вступительные экзамены и были зачислены на первый курс вечернего отделения текстильного техникума.
Варенька ходила по фабрике именинницей. От избытка радости она будто светилась.
Как казалось Савве Христофоровичу, еще никогда и никого он не ждал с таким быстро нарастающим нетерпением, как Вареньку. Вначале он полагал, что она приходила в те часы, когда никого не было дома, и называл себя безмозглым ослом за то, что не договорился с девочкой о времени. Потом-де смены, в которых она работает, мешают, а может, приболела или подготовка к экзаменам захлестнула. Наконец решил: хочет заработать деньжат, купить обнову и в ней явиться. Глядите, мол, какая я нарядная! «Ну что ж, — добродушничал он, — копи, копи капитал, деньги еще никому не мешали». Конечно, все предположения можно было легко проверить, но Савва крепился. Он не хотел признаться в своем поражении даже самому себе. «Не стану я перед девчонкой унижаться, — успокаивал он себя. — Никуда она не денется. Придет!»
Однако шли дни, недели, а Варенька не появлялась.
Савва Христофорович нервничал, бесился. Весь предстоящий разговор с Варенькой он продумал до последнего слова. Строго предупредил Амелину, чтобы она прикусила свой язык.
— Голову оторву, — пригрозил он.
Наконец нервы не выдержали. Савва Христофорович подстерег девочку возле булочной.
Однако на этот раз их беседа не затянулась.
— Обманула? — осуждающе уставился он на нее своими черными, выпуклыми глазами и добавил строго: — Нехорошо. Тетка — не камень, ждет.
— Я не приду, — сказала она. — На старой квартире мне делать нечего.