Когда дверь со звонким стуком открылась, Варя была единственной, кто вздрогнул всем телом. В комнату, вкатывая столик накрытый тканью, вошла тётя Маша. Её тяжелые шаги эхом отдавались в комнате, где каждый ребенок затаил дыхание. Пройдя к Виктории, Мария остановила столик, и устало присела на стул рядом.
— Я буду называть фамилии и имена, а вы подходите к тёте Маше и подавайте свои правые руки. Те, у кого водолазки, заверните руку до локтя. Взяв в свои руки первую папку, женщина открыла её и громко произнесла:
— Абрамова Юлия. — рыжая девочка, сидевшая напротив с белоснежной кожей, словно она была сделана из фарфора, встала со своего места и медленной походкой направилась по нужному направлению. Юля была ужасно худой и футболка свободно болталась на её миниатюрном теле. Девушка не отличалась высоким ростом, а слегка азиатские черты лица заставляли Варю задуматься о её корнях. Когда она протянула свою руку, на её лице продолжала сиять маска равнодушия и отстранения. Словно здесь она была только телом, а не душой.
Когда белоснежная ткань слетела с процедурного столика, который привезла тётя Маша, Варя вопросительно уставилась на большой шприц. Медленно открыв ампулу, тётя Маша ввела препарат в шпиц, наблюдая за тем, как жидкость наполняет широкий флакон сквозь толстую иглу. На лицах детей отражался животный ужас, и только Юля стояла по стойке смирно и прямо смотрела в глаза медсестре. Когда большая игла, разрывая кожу, устремилась внутрь девочки, ни один мускул в её теле не дрогнул. Внутри же Вари всё сжалось в тугую пружину. Это должно быть больно, тогда почему она столь спокойна? Неужели она ничего не чувствует?
— Можешь быть свободна. — раздался глубокий и грубый голос тёти Маши, и Юлия спокойно направилась к своему месту. Её примеру последовали все дети, выходя по алфавитному порядку. Варя с замиранием сердца ждала своей очереди, и внимательно вслушивалась к фамилиям детей. Чем дальше это продолжалось, тем сильнее её тело прошибал озноб.
— Перова Варвара. — девочка резко подняла голову, перемещая взгляд то к Виктории, то к тёте Маше. Её ладони вспотели. Кажется, она забыла, как дышать.
— Варя. — с нажимом повторила женщина, продолжая бесстрастно смотреть глаза в глаза.
Поднявшись со своего места, она на ватных ногах подошла к столешнице, гипнотизирую взглядом иглу. Теперь, стоя вблизи, Варя могла заметить, что это был не просто шприц и не ампулы с препаратом. Само вещество состояло из множества маленьких шариков, которые переливались всеми цветами радуги. Игла на шприце была достаточно толстой так, что само приспособление больше напоминало не шприц, а маленький насос для надувания воздушных шаров. Открыв очередную ампулу, женщина набрала жидкость в шприц, и в ожидании, когда Варя протянет руку, выгнула бровь. Девочка совершенно забыла, что ей необходимо делать. Её глаза никак не могли отпустить из вида огромную иглу. Не дождавшись от Вари действий, тётя Маша схватила руку девочки и смазала её спиртом.
— Мышь. — тихо усмехнулась женщина себе под нос, но Варя хорошо расслышала эти слова, и больше не стремилась их оспорить. Она громко вскрикнула, когда игла оказалась внутри и еле удержалась на ногах, почувствовав слабость в теле. Варя изумлённо наблюдала, как под её кожей скапливается вещество темно-серого цвета, образуя своего рода ровный, чуть выпуклый круг. Вся процедура походила на старую и всем известную прививку под названием «манту», если бы не цвет, который приобрела её кожа. Когда игла легко вышла из её тела, тётя Маша приложила ватку, и отвернулась. Варя так и продолжила стоять на месте, тихо всхлипывая и прижимая руку к телу.
— Можешь сесть на свое место. Подольский Вячеслав. — Варя вздрогнула и медленно направилась к своему стулу. В голове была полная неразбериха. Всегда логичная и уверенная, теперь она ощущала себя потерянной и одинокой. Сквозь вату она слышала чужие имена, но не поднимала голову, чтобы посмотреть на тех детей, которые выходили. Она слышала крики, плачь, но так и продолжала смотреть в пол, обхватив себя. Рука всё ещё побаливала, но Варя просто не решалась убрать ватку и посмотреть. Место укола противно щипало и немного пекло, но Варя продолжала убеждать себя, что плачет именно из-за этого, а не из-за детской обиды и страха.