— Как я счастлив, что вы наконец-то очнулись! — прошептал он дрожащим от волнения голосом. — Целитель говорил, что вы излишне задержались в мире снов, моя дорогая.
— Воды… — прошептала девушка, и Хамал, вскочив на ноги, принес ей чашу с приятно пахнущей жидкостью. Судя по насыщенному зеленому цвету и запаху, это была не вода, а какое-то зелье, сваренное из трав.
— Вареон… — прошептала Анлерина, с трудом разжимая запекшиеся губы.
— Мне следовало бы разозлиться на вас за недоверие, — поджал губы юноша, с истинно ангельским терпением помогая больной напиться. — Вы мне солгали, но я вас не виню. Вареон убежал, и я сомневаюсь, что его найдут. Анлерина, счастливо улыбнувшись, упала на подушки и прошептала:
— Ты… не прав… не… убивал, — прошептала и заснула. Хамал пожал плечами, поставил чашу на столик, отодвинул со лба девушки мокрый от пота локон и разлегся в кресле. Заснул он почти мгновенно, и время вновь понеслось передо мной со страшной скоростью: дождик за окном успокоился, вошедшая служанка впустила в комнату теплый ветерок, солнышко поднялось высоко над городом, решило, что на сегодня достаточно и уже покатилось к горизонту, как в покои больной осторожно вошла Хлоя. Вслед за ней шел маленький, худенький человечек в зеленом и излишне скромным для дворца наряде.
Легкий шорох разбудил Хамала, и жених принцессы удивил меня, поклонившись неприметному гостю.
— Вижу, что принцесса проснулась, и вы дали ей мое зелье? — спросил зеленый, и Хамал ответил:
— Вы правы, целитель.
— Никто ей ничего не приносил? — спросил, как оказалось местный врач, вглядываясь в лицо Хамала. На мгновение мне показалось, что я присутствую на игре „Кто кого перехитрит“. Но только на мгновение…
— Чего именно вы боитесь? — спросил Хамал, в одно мгновение преображаясь из измученного жениха в коварного придворного. — Яда?
— Яды тоже бывают разные, — заметил целитель, подходя к кровати и вглядываясь в лицо больной. — Прошу оставить меня наедине с принцессой… Хамал слегка скривился, но послушно вышел из комнаты. Мне не хотелось следовать за ним, но и мое эфемерное тело, послушное чужой воле, понеслось по воздуху вслед за черным принцем. Внезапно Хамал остановился и без стука вошел в неприметную с коридора дверь. Привычно проследовав за ним, я узнала покои Сарадны, те самые, где недавно состоялся разговор фаворитки и Манрада.
— Молодец, сын, — потрепала Хамала по щеке Сарадна. — Ты сумел добиться доверия у сумасбродной девчонки, и ее отца очаровал. Это трогательное дежурство у постели было хорошо продуманным ходом…
— Ты не понимаешь, мама, — холодно начал Хамал, отклоняясь от материнской ласки. — Смерть Анлерины сейчас принесла бы больше проблем, чем выгоды. Твои усилия оказались бы напрасными.
— Это не так уж и плохо, сынок, — заметила Сарадна. — Если бы приемником оказался ты… или Манрад…
— Мама! — засмеялся Хамал. — Уже сейчас целитель следит за принцессой, как за зеницей ока! Он ждет яда, и я подозреваю от кого, подозреваю, и зачем. Чтобы подстраховаться. Если принцесса, не смотря на уход клана, умрет, то свалят ее смерть не на беспомощность клана целителей, а на тебя, неужели не понимаешь! Да, Вран не поверит, ты слишком крепко держишь его слабое сердечко в своих руках, но король это еще не все. Жрецы, изначально стоявшие не по твоей стороне, взбаламутят народ, который тоже тебя не любит.
Начнутся волнения. Тебя обвинят в смерти двоих детей короля, а от такого пятна нам не отмыться за всю жизнь. Анлерина должна жить!
— Не влюбился ли ты в эту девчонку, что так ее защищаешь? — сощурила глаза женщина. — Только вот чувства твои ничего не меняют, слышишь!
— Я сделаю все, что ты скажешь, — произнесли губы Хамала, а глаза утверждали нечто другое.
— Знаю, что сделаешь, — усмехнулась Сарадна, не замечая недовольства сына. — Куда же ты денешься?»
Кто-то осторожно коснулся моего плеча, и я мгновенно проснулась, почти не удивившись, увидев рядом с кроватью Вихря. Почувствовала только раздражение: слишком вольно трактует маг мое расположение, так вольно, что позволяет себе входить в комнату, когда я сплю. А что, если бы я привыкла почивать в голом виде?
— Ты сильно побледнела во сне, — не замечая моего недовольства, и скорее сам себе, чем мне, задумчиво сказал маг. — А теперь щеки снова румяные, и в глазах блеск. Что тебе снилось? Последний вопрос был произнесен столь властным тоном, что все мое демократическое воспитание воспротивилось против ответа. Но, подавив душевные порывы, я натянула одеяло до подбородка, краснея под взглядом мага, и все же ответила: