— Кто отец твоего ребенка?
— Максим, сын Александра, — ответила я. — Именно поэтому я пошла на поводу этого проклятого призрака. Теперь моя очередь. Почему ты дал присягу какому-то бранеону?
— Я узнал принца, Марга, видел его в монастыре. Ты удивлена?
— В моем мире монастыри не сочетаются с магией, — задумчиво ответила я.
— И в моем — не сочетаются. Скорее сотрудничают, чтобы не враждовать, — улыбнулся Вихрь, и задал второй вопрос:
— Где сейчас Максим?
— Там, где мне его никогда не достать, — с грустью ответила я.
Проклятый Александр! Недаром говорят — муж и жена одна сатана. — Ланса ты тоже сразу узнал?
— Нет, впервые я узнал его настоящее имя лишь во время разговора с Манрадом. Последний вопрос — о «здесь» и «там».
— Умеешь ты спрашивать, Вихрь, — сказала я, слезая с Лунатика, садясь на траву и приглашая Вихря сесть рядом. Тот с явным удовольствием воспользовался приглашением. — Ну, «приятель», тогда давай поговорим. Может ты мне, маг, объяснишь, что происходит? И я начала рассказывать. Сначала медленно, подбирая слова, потом быстро и сбивчиво, рассказывать все, что произошло со дня начала моих слов. Все, кроме моей влюбленности в Дала и отношениях Анлерина-Хамал. Все, что касалось Дала и его друзей, но не Нарана и Манрада. А Вихрь сидел рядом и слушал. Я так и не поняла, как много он понял, чему он поверил, а чему нет, но закончили мы, когда солнце уже было в зените, а у меня во рту пересохла от долгого монолога.
— Спасибо за откровенность, — тихо прошептал Вихрь. — У меня появилось больше вопросов, чем ответов, но на сегодня и в самом деле хватит. Мне надо подумать. Твой вопрос?
— Что мне делать, Вихрь? — взмолилась я, внезапно почувствовав в Вихре ту самую мужскую опору, которой мне в этом мире не хватало. — Что ты бы сделал на моем месте?
— Твой рассказ не меняет моего ответа, женщина, — отвел взгляд Вихрь. — Нам по-прежнему надо держаться друг друга — в этом я убедился еще больше.
— Что происходит?
— Вопросы закончились, Марга, на сегодня хватит. — Вихрь, встал подавая мне маску.
— Дай мне подумать, пока я и сам мало что понимаю… Вернулись мы в траурное молчание. Никто не спросил, ни где мы были, ни почему это я в мужской одежде, ни о чем мы договорились.
Просто косились в мою сторону и молчали. А я благодарила маску за то, что они не видели моего лица.
4
Этот мир не избавил меня от прежнего безумия. Ложась спать, я надеялась, что все изменится, и раз я в этом мире, то мне будет сниться тот, с его родными сердцу картинами: залитыми электричеством улицами, неоновыми вывесками, рождественскими гирляндами, елкой на главной площади, медленно текущей Двиной, милыми сердцу лицами Кати, Васи, Лены, даже Димки, и, главное, Максима…
«Но увидела я знакомые улицы столицы Ланрана. Город еще спал в лоскутном одеяле теней. Только только начинало светать, плакал мелкими каплями дождик, умывая и без того мрачное здание замка. Внутри, куда меня втянуло, было не радостней: в комнате с плотно занавешенными окнами царил полумрак, рассеиваемый только неясным светом единственной свечи.
На кровати с бархатным, темно-зеленым балдахином лежала Анлерина.
Это была уже не та горделивая красавица, которую я когда-то видела в своих снах: румянец сошел с ее щек, на губах появилась корка, волосы потускнели и не были так тщательно причесаны, как обычно. Кожа ее стала столь прозрачной, что под ней виднелись тоненькие жилки, по шее стекла капелька пота, застыв у основания кружевного воротника…
Ее глаза, окруженные темными тенями, были закрыты, но она не спала: мой дух чувствовал, что принцесса уже очнулась от кошмара болезни и пытается поднять тяжелые веки. Но прошло достаточно много времени, когда девушка пошевелилась, тихо застонала от слабости, с трудом открыла глаза, и увидела, как и ожидалось, не меня, глупого приведения, а сидевшего у ее кровати жениха. Как я раньше его не замечала? Впрочем, не трудно было не заметить: и без того тонкий Хамал умудрился похудеть еще больше, его идеально белая когда-то кожа чуть посерела, наряд, вне обычая, был помят и слегка грязен, и теперь Хамал походил скорее не на красивую статую, а на манекен из магазина поношенной одежды… Только принцесса открыла глаза, как морщинки усталости сошли с лица ее жениха, сменившись искренней, счастливой улыбкой. Таким я Хамала не видела никогда: помятый, начесанный и заросший, он казался мне теперь скорее студентом-анаректиком, тянущимся за наркотиком, чем льстивым придворным.