Но Лесдигьер не слушал. Теперь все его внимание было сосредоточено на платье с высоким вырезным воротником вокруг шеи.
— Она подходила к этому платью? — спросил он.
Жанна недоумевающе глядела на него, и на ее лице он прочел некоторые следы тревоги.
— Франсуа, что за вопросы вы задаете сегодня? Сначала перчатки, теперь это платье… Вы подозреваете что-нибудь?
Ее фрейлины и камеристки молча, стояли вокруг королевы, ожидая ее дальнейших распоряжений. Частые разговоры графа с госпожой были им не в новинку, но такого странного диалога слышать еще не приходилось, поэтому они с удивлением смотрели на Лесдигьера. Он махнул рукой, прося выйти, и они исчезли одна за другой, потому что и этот жест тоже видели не впервые.
— Она брала в руки это платье? — спросил Лесдигьер.
— Франсуа, ты пугаешь меня… Неужели ты подозреваешь, что она могла…
— Я подозреваю все что угодно, потому что не верю в искренность Екатерины Медичи. Вокруг этой женщины витает смерть, все, к чему она ни прикоснется, оказывается зараженным ядом… Вспомни нелепую смерть Д'Андело, а ведь этот яд предназначался его брату. А кардинал Шатильон? Тебе прекрасно известно, что он был отравлен по ее приказу.
Жанна задумалась. Теперь она начала понимать причину странного поведения Лесдигьера.
— Но платье, Франсуа… — пробормотала она, прижимая руки к сердцу. — Что можно сделать с ним? Она ведь даже не брала его в руки, а только смотрела…
— В чьих еще руках, кроме твоих, оно побывало?
— Моих камеристок, они одевали меня.
— Ты полагаешь, им всем без исключения можно доверить собственную жизнь?
— Разумеется, Франсуа, ведь ты их хорошо знаешь. Они из знатных протестантских семей и приехали со мной из Беарна.
Это заставило его немного успокоиться, но сомнения все же остались, и он снова спросил, придирчиво разглядывая детали одежды королевы:
— Не показались ли подозрительными некоторые запахи, когда ты надевала платье? Не появились ли они сразу после ухода королевы-матери?
— Нет, Франсуа, ничего такого… — пожала плечами Жанна. — Да полно, все это вздор, с какой стати ей желать моей смерти, ведь отныне мы не враги. Ты стал чересчур подозрительным, повсюду мерещатся заговоры, убийства и отравления…
Он бросил такой выразительный взгляд, что она замолчала, осеклась на полуслове, глядя на него.
— Потому что я долго жил при дворе Екатерины Медичи, и знаю цену ее сладким речам и чрезмерной обходительности, за которыми прячутся коварство и измена. А теперь я хочу взглянуть на перчатки, которые так расхваливала королева-мать.
— Что ж, посмотри, они в том ларце, о котором я тебе говорила.
Лесдигьер медленно подошел, осторожно приподнял крышку ларца и заглянул внутрь Его. Розовые перчатки лежали на дне, обитом красным бархатом.
— Ну как? — спросила Жанна. — Что скажешь?
Лесдигьер с опаской, будто на дне шкатулки лежали две ядовитые змеи, уже изготовившиеся для смертельного броска, вытащил обе, покрутил их перед собой, разглядывая со всех сторон, и неожиданно брезгливо поморщился.
— Как! — воскликнула Жанна, выражая голосом всю степень ее удивления и возмущения. — Они тебе не нравятся?!
— Фи, как от них дурно пахнет! — фыркнул Лесдигьер и (отвернулся, зажав нос одной рукой, а другую, в которой были злополучные перчатки, вытянув во всю длину. — И ты собираешься надеть их на руки? Это убожество, годное, чтобы их носила и холодную погоду какая-нибудь прачка или белошвейка!
— Белошвейка?! Так-то ты называешь подарок, достойный руки королевы?
— Он достоин только огня, которому все равно, что сожрать.
И он протянул руку к очагу, в котором, несмотря на начало июня, лениво потрескивали дрова. Угадав его намерение, Жанна бросилась, собираясь отобрать перчатки, но Лесдигьер оказался проворнее, и бросил подарок Екатерины в огонь.
Пламя сначала резво, словно тоже боясь быть отравленным, раздалось в стороны, с готовностью предоставляя место для неожиданных гостей, потом с любопытством лизнуло перчатки, будто желая поближе познакомиться с будущей жертвой, и они сразу же покоробились и зашипели, возмущенные таким неподобающим обхождением. Но огонь, узрев, наконец, пищу и не собираясь либеральничать. Словно палач охватил их со всех сторон, и они исчезли в его объятиях, горя фиолетовым пламенем.
— Что ты наделал! — воскликнула Жанна. — Ведь других у меня нет! Ты что, с ума сошел?